Когда через какое-то время Велик вернулся из-за хлева во двор, он увидел Миколу и чубатого чернявого хлопца примерно такого же возраста, одетого в румынский табачного цвета френч, темно-синие галифе, в щегольских собранных гармошкой хромовых сапогах. Спереди на поясе у него красовалась пузатая кобура. Лица у обоих были землисто-желтые, помятые.
— В селах у нас пока что есть у кого переночевать и запастись харчами, — говорил, застегиваясь, чубатый ломким со сна голосом. — Большевики не успеют со своими колхозами — начнется новая война. Придут американцы. Украина станет самостийной.
У Велика оборвалось сердце. Он стоял, как одеревенелый, как столб, и не знал, куда двинуться. Идти в сарай — значит, пройти мимо них, повернуть назад — это вызовет подозрение, если заметят, что прячется, значит, в чем-то виноват. Все ж соблазн остаться незамеченным пересилил, и Велик, не сводя глаз с мужчин, начал осторожно пятиться.
До угла оставалось шага два, когда раздался хриплый окрик:
— А це що за одым? А ну, руш сюды!
Неверно ступая ослабевшими ногами, Велик подошел.
— Хто такий? — уставился на него чубатый.
— Мы тут работаем.
— О? — удивленно воскликнул хлопец. — Москали? Що таке?
— Роблять у нас, — поспешно сказал Микола. — Наймиты.
— Хм. — Он наморщил лоб, не спуская глаз с мальчика, подумал. Потом пожал плечами, потрогал кобуру. — Ну, ну, — и пошел в хату.
— Надо же было тебе выползти! — с досадой и со злом вполголоса сказал Микола и последовал за чубатым.
Велик вернулся на свое лежево. Но спать уже не хотелось. Его била мелкая дрожь. Еще не разобравшись до конца в том, что случилось, он уже понял, что стряслась беда. Непоправимая. И нельзя медлить ни минуты, пока бандеровец (или бандеровцы, если он тут не один) не спохватился. А он обязательно спохватится. Протянув руки в стороны, Велик начал одновременно трясти за плечи Манюшку и Ивана. Девочка вскочила сразу. Вскрикивая: «А? Что?» — села, стала протирать глаза. Иван заерзал, начал отбиваться. Но скоро тревожный Великов полушепот: «Вставайте, уходить надо, бежать» — пробудил и его.
— Что такое? Что?
— Буди Ваську, живо!
От всей этой возни Васька проснулся сам. Лениво раскинув руки, спросил:
— Что вы щебутню подняли? Имею я право отдохнуть, в конечном счете?
— Бандеровцы, — шепотом сказал Велик. — Надо драпать.
Васька повернулся на бок, прикрыл глаза.
— Ну и что? Нужны мы им, как собаке пятая нога.
— Да ты что? — Велик опешил: неужели он не понимает? — Мы ведь свидетели.
— Откуда они знают? — Васька зевнул. — Будем тихо лежать, хозяева, я думаю, не выдадут.