Кацуба громко откликнулся на неизвестном Мазуру языке, скорее всего, опять испанском.
— Команданте, — сказал Мазур.
Впустив его, Кацуба вернулся к столу и продолжал начатое дело — там лежала варварски искромсанная шелковая штора, из которой майор нарезал полоски.
— Первобытный арсенал?
— Сечешь с ходу, — пробурчал майор, кромсая скользкий шелк ножничками из швейцарского ножа. — Ничего нам не остается… Ты с пращой обращаться не разучился?
— Сумею.
— Тогда держи, я и на тебя сделал.
— А что кидать?
— А патроны, — сказал Кацуба. — Ничего больше нет… Хреновые дела, команданте. Провидец ты у нас, чтоб тебя…
— Паша?
— На шлюпочной палубе. Там такие красивые импортные плоты, в сложенном состоянии напоминают пустой колодец, вот в одном из них…
— Но это же непонятно, — сказал Мазур растерянно. — Зачем понадобилось убирать его так быстро? Не мог он ничего успеть…
— Значит, игра пошла вразнос, — прищурился Кацуба. — А такое, как правило, бывает, когда акция выходит на финишную прямую. Мог кого-то увидеть, кто его-то увидеть вовсе не ожидал, сдали нервы…
— Финишная прямая… Все сходится!
Его, откровенно признаться, слегка обидело, что Кацуба выслушал столь спокойно, даже с несколько отсутствующим видом. Майор это подметил:
— Ладно, у нас тут не комитет по Нобелевским премиям… Ты не надувайся, некогда мне бить в ладоши и орать: «Ай да каперанг, ай да сукин сын!» Если тебя это потешит — ты молоток, команданте. Самому мне следовало догадаться.
— Значит…
— Это, конечно, похоже на бред пьяного Джеймса Бонда, но в нашем богоспасаемом отечестве произойти может все что угодно… А в качестве завершающего удара кистью, ты прав, прекрасно укладывается… Пошли. Теперь некогда играть в казаков-разбойников, надо искать братьев по разуму, если их не пристукнули… Знаешь, что мне больше всего не понравилось? То, что за мной определенно следили, не могли не засечь, как я болтался на шлюпочной палубе, и тем не менее отпустили живехоньким. При нашем раскладе такой гуманизм может означать только одно: уже глубоко плевать, что мы здесь делаем, куда тычемся, а значит, и на нас плевать, списали нас цинично…
Хваленый ночной бал уже раскрутился, как пущенное с горки тележное колесо. Ничего в нем такого особенного не было — рутинная шумная толкотня поддавшего народа, особенных маскарадных выкрутасов, конечно же, не наблюдалось, все ограничилось масками, цветными колпаками, надувными хвостами на липучках.
А в общем, не так уж и убого все обстояло — летало конфетти, бахали хлопушки, мелькали, разматываясь, пестрые бумажные спиральки. И бесплатное спиртное лилось рекой — оказавшись в ресторанном зале, они увидели, что всё здесь наливают, не требуя денег, за счет фирмы, как говорится. Тем, кто не хотел провести эту ночь в собственной постели, столь незатейливого веселья вполне хватало для полного счастья.