Взвалив сумку на плечо, я направился было к выходу в полной готовности покинуть в одночасье переставшую быть «моей крепостью» квартиру, но Миша в ответ на мои действия покачал отрицательно в воздухе растопыренной ладонью и прошептал (говорить нормально он пока не мог по причине расквашенных губ, ставших похожими то ли на оладьи, то ли на губы какого-нибудь потомственного зулуса):
— Еще полминуты, дружище…
После чего, склонившись над поверженными врагами, поочередно поднял им на лоб шапочки-маски и посмотрел на лица. «Танцора» он, видимо, не признал, а вот убиенного мной хрипатого детину узнал, напротив, моментально. И узнавание это вовсе не доставило ему радости, потому что, опустив покойнику маску обратно на лицо, он тихо выругался и с минуту постоял над трупом в глубоком раздумье…
На подходе к оставленной у ларька «девятке» Мишель протянул мне ключи, а сам направился к правой дверце. Все правильно, ему, с его разбитыми руками и заплывшим левым глазом, вести сейчас машину было бы крайне проблематично. Я открыл пассажирскую дверь, а сам сходил к ларьку и, разбудив дремавшего за прилавком продавца (явно из лиц пресловутой кавказской национальности, надо же, и до нашей периферии уже добрались), купил пару бутылок водки, но не того денатурата, которым Мишель свалил бандюка, а любимой «Амурской». Ни напиваться самому, ни спаивать других я не планировал, просто чувствовал, что скоро меня опять посетит истерика, а водка в качестве успокоительно-релаксационного средства при таких случаях — вещь совершенно незаменимая…
Водительское удостоверение, именуемое в просторечии «Права», у меня имелось, а вот практического опыта вождения почти не было, потому что своей машины у меня нет и до сих пор как-то не предвиделось. Вел я поэтому не спеша, послушно останавливался на светофорах, не вылезал за разметку и внимательно отслеживал дорожные знаки — в общем, изображал из себя последнего «чайника», каковым по сути и являлся. Днем меня за такую езду уже сотню раз обложили бы разными обидными словами из всех окрестных автомобилей, но сейчас стояла глубокая ночь и трасса была стерильно пуста, как голова юной пэтэушницы — лишь изредка с шелестом проносился мимо какой-нибудь лихач на сверкающей лаком «японке», да дискотечно мигали красно-синим цветастые «канарейки» стоявших на перекрестках гаишников.
Миша сидел, откинув голову на спинку кресла. Глаза его были закрыты: то ли дремал, то ли о чем-то задумался. Я его не беспокоил, ему сегодня и так здорово досталось, пусть отдохнет, сил наберется. Они, эти силы, нам еще, судя по всему, ох как понадобятся…