Его фамильный дом… Эта мысль прочно сидела в голове у Филиппа, пока он выбирался из кареты. Под сапогами весело похрустывал гравий. Барон оглянулся и удостоверился, что Хьюго проснулся и тоже выходит из кареты. Тогда Филипп стал неторопливо подниматься по ступеням крыльца.
Тут парадные двери широко открылись; Фентон, служивший дворецким в особняке с тех пор, как Филипп себя помнил, стоял навытяжку и с улыбкой ожидал хозяина.
– Добро пожаловать домой, милорд. – Фентон ловко принял у хозяина шляпу и перчатки.
– Благодарю, Фентон. – Филипп указал на Хьюго, только что присоединившегося к ним. – Мистер Сэттерли останется у нас на несколько дней.
Хьюго не имел своего родового поместья, так что был здесь частым гостем.
С поклоном Фентон принял у Хьюго шляпу.
– Я подготовлю вашу обычную комнату, сэр.
Хьюго улыбкой выразил согласие.
Бегло осмотрев холл, Филипп повернулся к Фентону:
– Как чувствует себя ее светлость?
В это время этажом выше, на верхней площадке великолепной парадной лестницы, в полной готовности к действию стояла Антония Мэннеринг. Прислушиваясь к разговору внизу, она подумала, что его голос был более низким и глубоким, чем ей запомнилось. Тем не менее его вопрос послужил ей сигналом к наступлению.
Сделав глубокий вдох, она зажмурилась в краткой горячей молитве. Затем открыла глаза и устремилась вниз по лестнице. Не слишком поспешно, чтобы не показаться плохо воспитанной, но достаточно быстро, чтобы как будто непреднамеренно появиться перед только что прибывшими молодыми людьми. Она миновала последний лестничный марш и теперь, смотря себе под ноги, стала степенно спускаться по ступенькам, одной рукой слегка касаясь перил.
– Фентон, ее светлость желает, чтобы к ней немедленно прислали Трент. – Только после этих слов она позволила себе взглянуть на мужчин. – Ах! – Ее отточенное восклицание прозвучало очень естественно и выражало идеальное сочетание удивления и взволнованности. Еще бы, ведь Антония практиковалась часами! Она замедлила шаг и в нерешительности остановилась, не отводя взгляда от собравшихся в холле. От удивления у нее чуть расширились глаза, а губы приоткрылись. Как оказалось, ей не пришлось заставлять себя изображать изумление.
Картина перед ней оказалась не совсем такой, какую она себе представляла. Конечно, Филипп был здесь. Он отвернулся от Фентона и взглянул на нее; его изогнутые брови приподнялись, а глаза – серые, она точно помнила это! – не выражали ничего, кроме легкого удивления.
Она мельком взглянула на него: широкие брови, глаза прикрыты тяжелыми веками, прямой аристократичный нос, превосходно очерченные губы над твердым решительным подбородком. В его лице, казалось, не было ничего необычного, что могло бы заставить бурно биться ее сердце. Но ее пульс настолько участился, что она едва могла дышать. Все ее существо заполнила беспримерная паника.