Впрочем, он не знает, закончился ли кошмар. Он не знает, невредима ли Кьяра, ведь на вопрос «ты в порядке?» она ответила «нет». А это может означать все, что угодно. Если она ранена (такой вариант тоже нельзя исключить), любое неосторожное движение причинит ей боль. Так решил для себя Алекс и, вместо того чтобы налететь на сестру и сжать ее в объятиях, тихонько опустился рядом с ней. Темнота окружала Кьяру со всех сторон, единственное, что удалось отвоевать у этой проклятой темноты его глазам, — овал Кьяриного лица, бледный и смазанный.
— Я с тобой, сестренка. Все хорошо, слышишь? Все хорошо.
— Все совсем нехорошо, Алекс.
— Ты не ранена?
— Нет.
Собравшись с духом, он дотронулся до ее плеча, а затем ухватил руками ее руки — они были холодны, как лед. Куртка Кьяры осталась в «Левиафане», и вряд ли бегство оттуда было таким же неспешным и медитативным, как бегство самого Алекса. Это он успел разжиться армейским полушубком, а на Кьяре был лишь шерстяной свитер. Или кофта. Что-то очень легкое и совсем не соответствующее погоде.
— Вот черт, ты совсем окоченела! Сейчас…
Проклятые пуговицы намертво сидят в петлях и даже не думают поддаваться! Придется вырвать их с мясом, если хватит сил, — лишь бы Кьяре стало теплее. На борьбу с полушубком ушло не меньше минуты, и все это время Кьяра молчала. Она не произнесла ни слова и тогда, когда Алекс закутал ее, когда придвинулся еще ближе и крепко обнял. Ничто не дрогнуло в ней, и Алексу на секунду показалось, что он заключил в объятия не живого человека, а мертвое тело.
— Кьяра, ты слышишь меня?
— Да.
— Я — Алекс. Твой брат.
— Да.
— Сейчас ты немного согреешься, придешь в себя, и нам надо будет выбираться отсюда.
То, что последовало за этой — вполне разумной — репликой, заставило Алекса вздрогнуть. Кьяра снова рассмеялась. Не своим обычным низким грудным смехом, который удивительно шел ей и который так любил брат. И не тем, что заставлял вспомнить хлопанье птичьих крыльев и свободно болтающийся полог альпинистской палатки. В нынешнем смехе было что-то механистическое, как будто где-то внутри Кьяры отозвалась кукольная пищалка. До сих пор ответы на все вопросы Алекса были односложными: «да», «нет», снова «да» и снова «нет», упоминание его собственного имени, не такого уж длинного. Вся эта компания из нескольких слов легко умещается в примитивном записывающем механизме пищалки. Впрочем, ей подвластны и конструкции посложнее:
Твоя сестра.
Все совсем нехорошо, Алекс.
Они выглядят вполне осмысленными, но неприятный механический привкус все равно остается.