.
Оба подозреваемых в резне так никогда и не были найдены. Никто не видел их ни в окрестностях К., ни в соседних долинах, скорее всего, их ждал не менее мученический конец. Они могли замерзнуть насмерть или насмерть разбиться в одном из многочисленных ущелий; или умереть от голода, или перерезать друг друга, как перерезали всех остальных.
Что же касается солдат погибшего взвода, они были похоронены в одной братской могиле на маленьком плато, неподалеку от форпоста: суеверные жители К. не решились спустить трупы вниз и похоронить их на местном кладбище, рядом с церковью. Неизвестно, что послужило причиной такого бессердечия (или лучше назвать это крестьянской рассудительностью?) — собственно суеверия или что-то другое. Не исключено, что причина крылась в кровавых улыбках, которыми мертвые встретили живых. Это были именно улыбки, поскольку раны на шее всех десятерых шли полукругом и были похожи друг на друга, как близнецы.
Но и после похорон странности не кончились: во-первых, могилу не навестил ни один из родственников убитых (а они, несомненно, где-то, да имелись). Во-вторых, через год после случившегося с могильной плиты непостижимым образом исчезли все десять фамилий, а еще через полгода плита раскололась надвое. Впоследствии на плато обрушилось несколько многотонных камней и обломков скал, и оно вовсе перестало существовать.
После этого так вовремя случившегося стихийного бедствия жители вздохнули с облегчением, посчитав, что о душах альпийских стрелков позаботится теперь святой Марк или кое-кто поважнее Марка. А глава полиции, давний предшественник синьора Виладжо, отправил материалы дела в архив. Там они, видимо, лежат и до сих пор, в железном ящике, в комнате без окон, вход в которую осуществляется только по спецпропускам. Алексу и всем остальным остается довольствоваться слухами и легендами. Тем более что последний из очевидцев трагедии, синьор Тавиани, умер в то лето, когда в К. впервые появился Лео, — в возрасте восьмидесяти девяти лет.
О случившемся он никогда не распространялся, слыл человеком чрезвычайно религиозным и все свободное время проводил в церкви или на кладбище, где служил сторожем. Поддерживать на нем порядок не составляло особого труда, даже для такого древнего старика: само кладбище — маленькое, могил не больше двух сотен (в К. не очень принято умирать). Да и синьор Тавиани был не по годам крепок здоровьем. Изредка наблюдая за его кряжистой, прямой спиной, Алекс думал: проживет он никак не меньше ста лет. А то и значительно дольше.
Впрочем, это были не единственные мысли относительно синьора Тавиани: будучи риелтором, Алекс прикидывал, какой из продаваемых домов подошел бы старику. Те же прикидки он делал и став продавцом мужских рубашек, но на этот раз они касались модельного рубашечного ряда. Лучше всего на старике смотрелись бы рубашки c воротником-стойкой, именуемым в профессиональной среде «мандарин». А вот рубашка с воротником «варно» не пошла бы ему ни при каких обстоятельствах, для нее нужен кто-нибудь помоложе. Кто-то, кто не прочь заглянуть на помпезную вечеринку, устраиваемую мэрией в честь приезда звезды телесериалов Вольфа Бахофнера.