Последние два дня – а впереди еще два баловства ради – Элиз не покидает маленькую гостиницу в Поконосе, где предоставляют ночлег и завтрак. Она просыпается, чувствуя свежий ветерок, насыщенный запахом сосен, и неторопливо идет завтракать в главный дом. Единственные другие гости – суетливая чета стариков, празднующих свою золотую свадьбу, как невольно подслушала Элиз. За французским тостом она неторопливо читает «Нью-Йорк тайме», заботливо оставляемую на каждом столе их совершенно невидимыми хозяевами.
После всех этих месяцев в окружении немецкого языка Элиз все еще завораживает звучащий вокруг английский, хотя они с Крисом в Штатах уже больше года. Со времени возвращения она абсолютно по-новому пристрастилась к чтению. В Миссисипи, где она росла, хорошие мозги приравнивались к кривым зубам, и к тому времени, как Элиз поставили брекеты, она усвоила улыбку, которая успокаивала людей, заверяла их, что в ее обществе они никогда не почувствуют себя запуганными. В классе были умные девочки, но их участь на школьных танцевальных вечерах служила достаточно ясным предостережением, и в последний свой приезд в Видалию Элиз столкнулась с Мейси Лейн Каргилл, которая побеждала на всех конкурсах по орфографии и работала теперь в местной библиотеке. Вот куда приводил тебя ум в районах ниже линии Мейсона-Диксона[34]: расставлять по полкам кулинарные книги и утихомиривать подростков.
Но на северо-востоке все по-другому. Женщины читают, имеют собственное мнение о политике и вычеркивают своих мужей при голосовании. Элиз вынуждена признать, что ей больше нравится раздел газеты, посвященный образу жизни, нежели передовица, но испытывает небывалую жажду новостей. Отчасти, возможно, потому, что вернулась в свою страну, читает о своем президенте и снова может ощущать себя членом общества.
Еще облегчение – не сталкиваться больше с немецкой критикой всего американского: ничтожности Голливуда, безудержного роста потребления, рейганомики, Иранского кризиса – даже американской привычки улыбаться, как обнаружила Элиз во время одного очень неприятного обеда в Гамбурге в обществе начальника Криса и его жены.
– Позвольте спросить вас, – обратилась к ней фрау Мюллер, когда мужчины заговорили о делах. – Почему американцы постоянно улыбаются, даже если улыбаться нечему? Как сейчас? Почему вы улыбаетесь? Я никогда не видела вас другой. Вы и впрямь счастливы все время?
Элиз улыбнулась еще шире и рассмеялась со всей непринужденностью, на какую была способна, пожала плечами и сменила тему, лишь подтвердив своей реакцией предположения фрау Мюллер, как с ужасом осознала позднее. Когда подали десерт, Элиз обдумала данное обвинение. Неужели она действительно постоянно улыбается? Конечно, она не всегда счастлива. Какое оскорбительное предположение. Но как это опровергнуть? Она взглянула на Криса. Он улыбался начальнику, кивая в ответ на рассказываемый анекдот, и выражение его лица вдруг показалось Элиз идиотским.