— Ну, — произнёс он, — пошёл ты, Пэрриш.
Адам только опустошённо глядел на него.
— Делай свою домашку.
— Плевать. Я убираюсь отсюда.
К тому моменту, как Адам наклонился за тряпкой, чтобы вытереть смазку с уха, второй парень уже ушёл. И как будто он забрал весь шум гаража с собой; ветер стих, листья больше не грохотали, и настройки радио сместились так, что станция стала едва размыта. Стало безопаснее, но ещё и одиноко.
Позже Адам шёл сквозь прохладную влажную ночь к своей маленькой говённой машине. Когда он сел на водительское сидение, то обнаружил, что что-то уже на его месте расположилось.
Он вытащил объект и поднял его на слабый внутренний свет в салоне. Маленький пластиковый контейнер. Адам открутил крышку. Внутри был бесцветный крем, пахнущий туманом и мхом. Заменив крышку хмурым взглядом, он перевернул контейнер в поисках идентификационных признаков. На дне почерком Ронана было едва помечено: «manibus».
«Для твоих рук».
Глава 16
— Я имею в виду, самым добрым из возможных способов, — произнёс Мэлори, полулежа в кресле у стола Гэнси, — но ты не можешь сделать чаю за любовь или за деньги.
Ночь за окнами была чёрной и сырой; огни Генриетты, казалось, двигались, как и тёмные деревья шатались от ветра вперёд и назад перед ними. Гэнси сидел на полу рядом с моделью Генриетты, медленно работая над нею. У него не было времени, чтобы добавить что-нибудь новое, вместо этого, он урывал минуты то тут, то там, чтобы восстановить ущерб, нанесённый за это лето. Отчётливо меньше удовлетворяло восстанавливать что-либо, чем то же самое создавать.
— Я не уверен, что делаю неправильно, — признался Гэнси. — Выглядит как прямолинейный процесс.
— Если бы меня не ужасала возможность проводить время в ванной, которую вы называете кухней, я бы дал тебе совет, — сказал Мэлори. — Но я боюсь, что однажды зайду в ту комнату и уже никогда не выйду.
Гэнси зафиксировал крошечную картонную лестницу каплей клея и поднял глаза на Псину, наблюдающую за ним сощуренными глазами. Псина не ошиблась; он установил ступени немного криво. Гэнси их выпрямил.
— Лучше? — поинтересовался он.
— Не обращай на него внимания, — ответил Мэлори. — Он легковозбудимый. Я поражён, Гэнси, недостаточности мыслей, которые ты уделяешь отправке Глендовера в сон на шестьсот лет.
— Я уделяю этому процессу мысль, — возразил Гэнси. — Ну. Гипотезу. У меня нет возможности доказать или опровергнуть теории. И даже если они интересны, они, в конечном счёте, не имеют значения.
— Я не согласен с точки зрения учёного, как должен быть и ты.