И просит важно позволенья
Лишь талью прометнуть одну,
Но с тем, чтоб отыграть именье,
Иль «проиграть уж и жену».
Как-то я отклонился от Михаил Юрьича. Игра закончилась, скорлупки я раздавил. А жена осталась у казначея. Точнее — они с Аннушкой в её покоях болтают. Надо как-то… ближе к первоосновам, к классике, к школьной программе…
— А залог какой оставишь?
— Какой тебе «залог»? Я тут вот! Усадьба у меня — вона тама по улице! Меня тута все знают!
— Это хорошо. Поэтому и залог невелик — твоя жена. Как долг вернёшь — залог назад получишь.
— Твою… разъедрить черешней! Будь по-твоему. Но оставлю без прикрас. Покрадёте же!
«О страх! о ужас! о злодейство!
И как доныне казначейство
Еще терпеть его могло!
Всех будто варом обожгло».
Лермонтов описывает реакцию Тамбовского высшего общества второй четверти 19 века. Уже произошло и, в немалой степени, проникло в российскую провинцию «повсеместное смягчение нравов». А вот за полвека до того довольно часто чиновники с Алтая, например, отправляясь по делам в центральную Россию, занимали у сослуживцев деньги под заклад своих жён. Да и Кузьма Минин говорил, поднимая нижегородцев: «Заложим жён и детей своих». Так что, я вполне в рамках исконно-посконного.
Казначея возмутило моё недоверие к его слову, а не судьба его супруги.
Позвали казначейшу. Похоже, ей ещё не сказали о текущей ситуации. Тут он её с порога и ошарашил:
— Сымай с себя всё, дура.
— Господи! Да как же это?! Да…
— Живо, бестолочь! Это всё из-за тебя! «Поедем-посмотрим… я нигде не бываю, никого не вижу… старую подружку раз в год посмотреть-поболтать…». Дурак старый! Послушался бабских бредней! Привела-заманила в притон воровской! Серебра-то сколько потерял! Из-за тебя всё! Твоё-то и пущу в продажу первым! Голая ходить будешь! Перстни-висюльки давай сюда. Платок у тебя дорогой, платье… чоботы с Булгара привезённые. Давай-давай. А то возьмут в шелках, а вернут в дерюгàх. Тати все, шаромыжники. Гридни они… вертопрахи да шелкопёры… перекати-поле… ни отца, ни матери… набродь безродная… Как были лихи на руку, так и остались. И как это светлый князь таким золоторотцам гривну боярскую даёт…
Не по классике. Там сцена строится иначе:
«Она на мужа посмотрела
И бросила ему в лицо
Свое венчальное кольцо»…
Не мой случай — здешний казначей венчальное кольцо сам с жены снял и в свой кошель положил. До подходящего случая.
Продолжая злобно бурчать себе под нос, он сдёрнул с головы жены богатый платок, свернул его узелком и начал ссыпать в него её украшения: перстни, кольца, серёжки, колты, браслеты, цепочки, включая её нательный крест, подёргал и стянул шитый серебром поясок, сдёрнул с плечей вышитый по полам жемчугами летник и с головы повойник, заставил вытащить из кос вплетённые туда атласные ленты, и, таская её за волосы, сдёрнул через голову дорогое верхнее платье. С обычным для замужней женщины декоративным передником и вышитыми рукавами сложной формы.