Вот тут-то я и подумал о Зое. Хреново мне было, чего у там, очень захотелось услышать этот лёгкий, чуть насмешливый голос. И я попросил телефонистку принять срочный заказ.
Через час телефон затренькал-задребежжал. Трубку взяла Зоина мама.
— Здравствуй, Серёжа! А Зоя уехала. Насовсем. Я вот тут подзадержалась. Они меня к себе тоже забирают…
— Кто «они»?
— Зоя с мужем. Буду у них жить. Да разве она вам ничего не говорила о переезде?
— Нет, — равнодушно сказал я и сам удивился этому. — Я только хотел узнать, какая у нас там погода. Скоро мне возвращаться, вот и решил позвонить. Чей телефон первым на ум пришёл, тот и назвал телефонистке. Оказалось: ваш номер.
— Погода? Да ничего, терпимо. Вчера вот снег выпал, не тает…
Я не дослушал и положил трубку.
Больше Зою Ивановну я никогда не видел. И даже её фотографии у меня нет. И когда я о ней думаю, возникает в памяти светлая женщина с тонкими чертами холодного лица. Такая далёкая, полузабытая, чья-то жена и добрая мать. Глаза её лучатся, и весело морщинится нос. И я говорю: «Зайка, послушай, зачем ты так много смеёшься? От смеха морщинки на лице остаются». И она в который раз отвечает, шутливо хлопая меня по обнаженной спине: «Зануда! Господи Боже мой, какой зануда!»
И смеётся, смеётся Зоя Ивановна, Зоя, Заинька, Зойка…
* * *
Ещё одна женщина называет меня занудой — моя собственная жена. Недавно мы с ней ходили на балет «Ромео и Джульетта». Если честно, то я ничего не понимаю в этом искусстве, неправдашнем и придуманном от начала до конца. Вот спектакли или даже оперетты — совсем другое дело: люди разговаривают, ходят, поют по-человечески, и всё, знаете ли, понятно, а в балете каждый скачок что-то да значит, поди разберись.
Смотрю, моя Наташа прямо побледнела от переживаний за Ромео и Джульетту, впечатлительная она у меня. А когда Джульетта упала и умерла лежит, не двигается — даже вскрикнула!
Я взял бинокль и посмотрел на балерину: она пыталась, бедняжка, лежать неподвижно, но так, видно, напрыгалась и наскакалась за спектакль, что не могла сдержать напряжения — тяжело дышала, губы полуоткрыты и дрожат.
— Смотри, — сказал я жене, — она даже мёртвой притвориться не умеет. Лежит и дышит. Что за балерина такая?
— Зануда, — ответила Наташа. — Зачем ты всё портишь? Прекрасный был спектакль!
И отобрала у меня бинокль.
А на следующий день она принесла с работы крохотную розетку растения, похожего на заячью капусту. Горшочком для него стала раковина рапана. Наташа насыпала в неё земли и посадила туда цветок.
— Ну, зачем ты это сделала? — спросил я, увидев озеленённую раковину. В ракушке жило море…