Костя отступал шаг за шагом к выходу из зала, его трясло, он сознавал себя подлым предателем. Но предателем по отношению не к Рашиде.
Кого же он предавал, кого?!
– Ты что, Костя? – спросила Рашида, растерянно улыбаясь. – Все-таки решил упасть в обморок?
– Вроде того, – пролепетал Кратов. – А ты говоришь – сильный…
Могло случиться все, что угодно. Девушка могла влепить ему затрещину, как подонку. Могла расхохотаться ему в лицо. Он того заслуживал.
– Вот-вот, – сказала Рашида печально. – Ты и сейчас не хочешь, чтобы за тебя решала я. Другой на твоем месте был бы на седьмом небе от счастья. А ты снова берешь все на себя. Ничего, Костя. Я гордая, но не с тобой. Тебя я подожду.
9.
Кратов тихонько толкнул дверь каюты, на цыпочках прошел по пружинящему полу, расстегивая куртку. Он неплохо видел в темноте, и ему удалось добраться до своей койки без излишнего шума. Однако Стас все же заворочался, засопел в другом углу, зашебуршал одеялом.
– Казанова фиговый, – сказал он внятно. – Друзья так не поступают.
– Честное слово… – попытался возразить Костя, покраснев.
– Молчи, ловелас. И без тебя знаю, что ты здесь ни при чем. Что я – слепой? Но если тебя завтра снимут с полета, я буду только рад. Поделом: либо корабли водить, либо амуры вертеть.
– А сам-то, сам! – возмущенно застонал Кратов.
– Главное в нашем деле – вовремя отступить, – бухтел Ертаулов, закапываясь в одеяло с головой. – Построить редуты и флеши…
– Ну-ну, – пробормотал Костя и после паузы добавил мстительно: – Фортификатор фиговый.
Он лежал с закрытыми глазами. Спокойно, расслабившись, как учили. И непонятная, так и необъясненная для себя тревога оставляла его – едва ли не впервые за весь день. Уходила в прошлое, затерявшись в толчее прежних полудетских, полувзрослых забот и мыслей, которым, наверное, уже не было места в завтрашней жизни. Но, пропадая, из-за дремотной пелены она еще продолжала грозить: «Вернусь. Не знаю, как все прочее, но я-то вернусь».
«И на здоровье, – умиротворенно думал Костя. – Вот вернешься, тогда и разберемся. Что попусту пугать…»
Теперь он был один, совсем один – давно уснувший Стас не в счет – и в нем не оставалось и следа душевного разлада.
Где-то рядом, за слоями броневых плит и жаропрочной керамики неслышно плыла Земля. У нее была своя жизнь, которая, следовало признать честно, не так уж и волновала Кратова сейчас. Что такое, если разобраться, Земля? Планета-дом, планета-гнездо, голубой с зеленым шарик, расцвеченный сполохами мегаполисов. Родной, единственный и так далее, но – всего лишь песчинка в пустыне, капля в океане. И его, и все сущее на этом свете обнимает, обволакивает звездный кокон Галактики.