Большинство туристов остаются довольными посещением этого города, но у археолога Стивена Митена он вызвал лишь чувство угнетения. По его словам, «все пространство комнат заполнено угрозой и ужасом, исходящими от быков». Некоторые сцены он описывает так: гигантские олени и быки в окружении «маленьких взбешенных человеческих фигурок». А в одном из изображений, где соски на женских грудях как бы разверзлись, обнажая звериный оскал, он видит «грязное надругательство над материнством». Митен считает, что все население Чатал-Хююка было «заложниками бестиария, из которого невозможно было вырваться», а также «ненавидело дикую природу и боялось ее». Он продолжает: «Складывается впечатление, будто каждое движение в их жизни было ритуализировано, а любые проявления независимости – в мыслях или поведении – тут же угасали под гнетом быков, грифов, челюстей и грудей, выражавших общую идеологию»[178].
Реконструкция жизни и быта доисторических сообществ полна сложных, порой неразрешимых задач. Поэтому наброски, сделанные с помощью немногочисленных фактов, скупые из-за несовершенства методов исследования, неизбежно будут окрашиваться личными и культурными стереотипами. Нарисованные нами портреты охотников-собирателей и первых земледельцев – всего лишь безликие маски, за которыми скрываются многочисленные различия, как в жизни безвестных древних племен, так и в интерпретациях разных исследователей. Тем не менее, все эти картины не являются плодом нашей фантазии: они построены на материалах серьезной литературы.
В целом мы считаем, что жизнь древних, занимавшихся охотой и собирательством, вовсе не была «беспросветна, тупа и кратковременна», как это старался представить Томас Гоббс[179]. Миллионы лет небольшие племена наших предков выживали в жестоком и опасном мире, действуя сообща и помогая друг другу. Сама эволюция говорит, что мы гораздо более приспособлены жить в тесных партнерских группах, чем в больших сообществах с внутренней конкуренцией. Однако эволюция же сделала нас гибкими, способными выжить и приспособиться к любым условиям – от безводных пустынь холодного Заполярья до каменных джунглей больших городов. И хотя большую часть своей истории мы жили в мире и сотрудничестве друг с другом, иногда в нас просыпается и соперничество, и агрессия, и жажда крови. Ведь в наших генах заложено все необходимое, чтобы развиваться в любом направлении в зависимости от жизненного опыта и в особенности – от потенциально травмоопасных ситуаций (ПТС).
Нельзя точно сказать, страдали охотники-собиратели от травм больше или меньше, чем современные люди, но мы считаем, что они страдали меньше – и притом существенно. Мы исходим из предположения, что все те ПТС, с которыми им приходилось сталкиваться (в основном – болезни и естественные опасности дикой природы), были существенно менее сложными, нежели сегодня. Помогало нашим предкам и их отношение к травмам и смерти как к естественным этапам жизненного пути, они вовремя высвобождали энергию возбуждения – в коллективных практиках и обрядах исцеления. Вместо того чтобы подавлять страх и содрогание, как мы сегодня, древние люди избавлялись от них естественным образом, не давая им копиться внутри и превращаться в травмы. Кроме того, у них не было наследственных травм, поскольку, в отличие от современного человечества, им были неведомы войны, геноцид, насилие, жестокость, эксплуатация, изгнания и тому подобные бедствия.