…Было уже совсем темно. Дверь тихонько скрипнула, и в комнату вошел Ксенофонт. Приблизился к дивану на мягких лапах, требовательно мяукнул.
— Он, наверное, есть хочет. — Женя с неимоверным трудом заставила себя шевельнуться, протянула руку и почесала кота за ухом.
— А ты не хочешь? Что ты ела за весь день — свой куриный бульон?
Она засмеялась.
— Ты ужасно похож на мою маму, хоть вы друг друга и не выносите.
— Пошли, — распорядился Женька. — Буду тебя кормить.
— Подожди. Не хлебом единым жив человек. — Она гладила его по волосам, осторожно, прядь за прядью, отводя их со лба. — А у тебя шрам. Откуда? — Ее пальцы коснулись выпуклой белой полоски у самого виска.
— Упал, когда был маленький.
— Бедняжка. — Женя поцеловала его в то место, где был след.
Женька мягко, но решительно отстранил ее от себя и начал вставать.
— Идем, а то ты помрешь от голода.
— Ну, идем.
Они принесли пакеты из прихожей на кухню. В них чего только не было — и любимая Женей колбаса, и пирожные, и свиные отбивные на косточке, и еще много всего.
Женька деловито снял с крючка фартук и нацепил его.
— Ты скажи, что нужно делать, я буду помогать, — проговорила Женя.
— Сиди уж лучше. Твое дело — математика, мое плита.
Он в два счета отбил мясо, поставил его в духовку, вывалил на сковородку мороженые овощи для гарнира. Затем соорудил салат из огурцов и поставил вариться кофе. Женя сидела и принюхивалась, чувствуя, как рот наполняется слюной.
— Женька, я-таки выйду за тебя. Попозже, через пару лет. Напишу кандидатскую, опубликую ее за рубежом, заработаю кучу денег, мы сможем купить квартиру.
— Ага. — Он посмотрел на нее насмешливо. — Заработаешь. Когда рак свистнет. Мы к этому времени уже состариться успеем.
— Не успеем. По крайней мере, не всегда же я буду учиться. Всего-то ничего осталось, включая аспирантуру. Я даже могу тебе сосчитать, сколько дней. — Женя принялась загибать пальцы. — Три по триста шестьдесят пять да плюс месяц экзаменов, стало быть еще тридцать, ну и пару недель накинуть для верности. — Она подняла голову кверху и зашевелила губами.
— Тысяча сто двенадцать, — тихо подсказал Женька.
Он произнес это так мгновенно, что Женя удивленно уставилась на него. Сама она прекрасно ладила с устным счетом, но для того чтобы произвести в уме это не Бог весть какое, но все-таки действие, ей требовалось как минимум полминуты.
На Женькином лице отчетливо отразилась досада. Женя тут же вспомнила, как на обратном пути из Питера он точно так же моментально назвал общую сумму, которую ребята должны были мороженщице. Тогда она объяснила это тем, что Женька подсмотрел через плечо считавшему на машинке Сташуку. Теперь подобное объяснение перестало ее удовлетворять.