— Дура ты, Женька. Зачем делать какой-то вид? Перед кем ты хочешь выглядеть?
— Перед ребятами.
— Наплевать на них.
— Тебе, может, и наплевать, ты привык. А мне — нет!
— Ладно. — Он послушно побрел вслед за Женей.
Экскурсия уже заканчивалась. Экскурсоводша-попугай отвечала на вопросы. Женька кинул задумчивый взгляд на высокие серые стены.
— А казематы там будь здоров, мрачные. Я видел.
— Когда? — удивилась Женя. — Ты разве был здесь?
— Был. Лет пять назад.
— И я была. — Женя посмотрела на строгие и торжественные Невские ворота. — Только это было давно.
Минут через десять Лось велел идти в автобус. Следующим по плану шел Исаакиевский собор. Вместе с дорогой на его осмотр ушел час с небольшим. Потом хористов отвели в кафе на обед.
Все это время Женя и Женька не разлучались. Они буквально приросли друг к другу, не замечая, что на них косо посматривают окружающие. В какой-то момент в поле зрения Жени попался Санек — он стоял отдельно от всех и ковырял носком ботинка снег. Вид у него был непривычно сумрачный и угрюмый. Женя глянула и тут же позабыла о нем.
После обеда они съездили на Дворцовую площадь, оттуда в Мариинку, где для участников фестиваля были забронированы билеты на спектакль. В половине двенадцатого их, наконец, привезли на вокзал. Из брюха Икаруса выгрузили багаж. Ребята помогли девушкам донести сумки и чемоданы до уже стоящего на платформе поезда.
На этот раз вагон был купейный. Женька довел Женю до ее двери и остановился в узком проходе, притиснувшись спиной к стене.
— Я сейчас, — пообещала она. — Только вещи положу и разденусь.
Он молча кивнул. Женя вошла в купе, где уже сидели Люба, Настя и Ника. Вся троица встретила ее ледяным молчанием. Она сняла пальто, аккуратно пристроила его на плечики. Затем задвинула сумку под сидение и вышла. За ее спиной тут же послышался оживленный шепот. Женя решительно и резко дернула дверь.
— Теперь пошли к тебе.
Пока Женька устраивался на своем месте, она точно так же ждала его в коридоре. Поезд тронулся. Они стояли, обнявшись, и глядели в окно.
— До утра так продержимся? — спросил он, отодвигая накрахмаленную шторку, чтобы улучшить обзор.
— Наверное.
— Хочешь, можешь идти спать.
— Не хочу. Я в автобусе выспалась.
Со стороны тамбура послышался звонкий женский голос.
— Мороженое! Шоколадное, сливочное, эскимо! Фирменное, ленинградское! Кто желает?
Тут же двери купе стали с грохотом отползать. Хор почти полным составом вывалил в коридор. Все совали продавщице деньги.
— Мне три эскимо.
— А нам два сливочных.
— Тут полтинник, с него сдача тридцать три рубля. Тетка растерянно замотала головой, обвязанной пуховым платком.