И я рискнула. Получила от Ричарда инструкцию, что и в каком стиле надо говорить, и подготовилась.
На другой день, в три часа, в Красном уголке не было ни одного свободного места. О празднике извещало развернутое красное знамя. Я встала на его фоне в темно-сером скромном платье и низеньких черных сапожках. Светлым пятном выделялись только волосы. В зале стало очень тихо. Есть такое выражение «звенящая тишина» – она была именно такой. Немцы – дисциплинированный народ.
Я рассказала о Кларе Цеткин, о ее деятельности, о силе и твердости женского характера. Далее – о советской женщине, ее роли и значении в нашей стране.
Когда я кончила, аплодисменты разорвали зал. Ричард похвалил, сказав, что ему таких оваций никогда не устраивали. А больные стоя улыбались и хлопали. Конечно, не Кларе Цеткин и празднику, до которых им не было дела. Они аплодировали своему доктору, пусть молодому и неопытному, но выучившему из уважения к ним их язык, чтобы лучше их понять, а значит – и помочь.
Весна наступила рано – бурная, веселая. А я огорчилась, мое чудесное пальто пришлось спрятать в шкаф.
Запели соловьи, и совсем незаметно наступило 17 июня. Об этом вспомнила Фаина Александровна и поздравила меня:
– Год назад – ваш первый рабочий день.
Было тепло и трогательно. Мы выходили с утренней конференции. Поздравили и остальные. Елатомцев, поняв, в чем дело, насмешливо произнес:
– Конечно, событие мирового масштаба. – Но не поздравил.
Этот день прошел как обычный. Праздничные столы были не в моде. На это не было ни средств, ни возможностей.
А вскоре произошло нечто совсем неожиданное, просто невероятное.
После утренней конференции Елатомцев задержал меня в кабинете. Посидели молча. Я – в ожидании, он – разглядывал меня, словно видел впервые.
Молчание затягивалось.
Я начала волноваться, старалась это скрыть. Мысленно пробегала события последних дней: за что может последовать разнос. Ничего не нашла.
Тишина становилась тягостной.
– Ты по-прежнему мечтаешь о хирургии? – вдруг просто прозвучал вопрос.
– А может, передумала? Привыкла к своему отделению? Слыхал, Аренгольд тебя любит, ценит, а?
– Нет, не передумала, – ответила я как можно спокойнее. И зачем этот ненужный разговор? – с какой-то тревогой зазвучало внутри.
Опять молчание. И тот же взгляд. Я посмотрела ему прямо в глаза.
– Так действительно не передумала?
– Нет, – ответила я чуть раздраженно.
– Ну, тогда принимай начальницей 14-й корпус.
Сначала показалось, что я ослышалась. А когда он повторил, подумала – его очередная шутливая издевка.
Нет! Это была правда. Сказал, что предложение вполне официальное и требуется мое официальное согласие.