Я легла на свой душистый, немного колючий матрац и закрыла глаза.
Увы! В жизни никуда нельзя вернуться. Уйти от действительности мне тоже не удалось.
Не останавливаясь, поезд шел совсем малой скоростью.
После бурных предотъездных дней на душе вдруг стало удивительно тихо и спокойно. А может, ничего и не было? А все беспокойства и страхи придуманы слишком развитым воображением? А может…
Вздрогнувший вагон прервал течение мыслей. Поезд остановился. Откуда-то издалека донесся женский голос: «Москва!»
Боже мой, сколько же я спала?!
В соседнем вагоне с шумом открыли дверь, этот звук быстро побежал вдоль состава.
Я вышла. Поезд стоял в «чистом поле». Вдали просматривались контуры вокзала. Эшелон поставлен на далекие подъездные пути.
Мы с Верой пошли в обход. В туберкулезном вагоне было тихо. Многие спали. Вальтер лежал на спине с открытыми глазами. Прежнее возбуждение спало. Серое, слегка одутловатое лицо выглядело усталым. Увидев меня, улыбнулся. Основные клинические показатели были вполне удовлетворительными.
Мы обошли всех. Спокойствие и безмятежность.
От вокзала до моего дома на Донской улице – около часа езды.
Возникшая еще до отъезда мысль повидать маму отпала сама собой. Оставить эшелон я не имела права. Слава Богу, мама моих намерений не знала и меня не ждала.
В Москве нас задержали на целых три дня. Начальник конвоя сообщил «по секрету», что проверка предстоит очень серьезная.
И действительно, в ней участвовало много людей. Все они были в штатском. Знакомясь со мной, называли свои фамилии, были весьма любезны. Их служебное положение мне было неизвестно. Начальника я вычислила по гордой осанке, громкому голосу и категорическому тону. Сначала проверяли документацию. К этой работе меня не привлекали.
Надо сказать, что на всех этапах следования эшелона, где проводились проверки, я неизменно была моложе всех, в них участвующих. Почти всегда на лицах знакомящихся со мной взрослых серьезных людей мелькало удивление. Некоторые выражали его словами. Поэтому мне всегда казалось, что проявленное при знакомстве почтительное внимание, относится не ко мне лично, а к моей высокой должности.
Двухсуточная проверка констатировала нашу пунктуальность и организованность – ни одного замечания.
Утром третьего дня ко мне подошел начальник комиссии:
– Ина Павловна, а теперь мы идем в вашу епархию.
Вся компания направилась к эшелону.
В просторном вагоне вдруг становилось очень тесно. На лицах больных беспокойство. Задаваемые вопросы были стандартно-примитивны: откуда родом, где воевал, где взят в плен, что делал до войны, кто ждет дома и др.