— Ахъ, очень боюсь! — проговорила Катерина Андреевна, прижимаясь къ Скосыреву. — Это такъ страшно, такъ страшно!.. Я увѣрена, что эта атаманша наша бѣглая Наташка, и она мнѣ хочетъ мстить. Я боюсь, мой милый, спать боюсь, довѣряться дѣвкамъ, онѣ всѣ противъ меня, я имъ поперекъ горла встала!...
— Ну, такъ успокойся же: я завтра отвезу тебя въ Москву и перемѣню весь твой штатъ. Смѣшно, мой другъ, бояться какой-то дурацкой шайки пьяныхъ бродягъ, когда у насъ кругомъ такая дворня!
— Готовая продать насъ за грошъ! — добавила Катерина Андреевна.
„Этого не было прежде“, — подумалъ Павелъ Борисовичъ и вздохнулъ. Какъ онъ ни любилъ Катерину Андреевну, но онъ долженъ былъ сознаться, что она слишкомъ безчеловѣчно и круто обошлась съ его прежними фаворитами и особенно фаворитками. Онъ понималъ, что это дѣлалось Катериной Андреевной для собственнаго огражденія съ одной стороны, и для того, чтобы заявить себя полновластною хозяйкой — съ другой, но онъ не могъ одобрить теперь этого. Онъ не былъ „сантиментальнымъ бариномъ“, какъ нѣкоторые изъ его сосѣдей, онъ былъ строгъ и иногда даже жестокъ, но въ немъ люди его видѣли барина, „отца-кормильца“, и, не замѣчая его жестокости, любили въ немъ справедливость, широкій барскій размахъ, щедрость, между тѣмъ какъ въ Катеринѣ Андреевнѣ они видѣли чужую, видѣли „бѣглую жену“, погубившую своего мужа и раззорившую вотчину для того, чтобы придти въ богатый, привольный домъ ихъ барина и заводить тутъ свои порядки. Не могла простить дворня Катеринѣ Андреевнѣ и ея презрительное отношеніе, брезгливость ко всѣмъ лучшимъ людямъ Павла Борисовича, какъ не могла простить, напримѣръ, неограниченной власти Глафиры, бабы злой, сварливой, властолюбивой и жестокой. Все это отлично видѣлъ и понималъ Павелъ Борисовичъ, но ничего не могъ сдѣлать, сильно любя Катерину Андреевну, готовый для нея на все. Онъ откладывалъ проявленіе своей власти до того времени, когда Катерина Андреевна будетъ его женою. Тогда она уже не уйдетъ отъ него, не броситъ его, и тогда онъ понемногу затянетъ поводья, а пока онъ все прощаетъ ей.
Вотъ и невѣсту у Латухина онъ отнялъ по настоянію Катерины Андреевны, а ему жаль и Латухина, и эту красавицу Надю, которая плачетъ, не осушая глазъ. Ее не обижаетъ Катерина Андреевна; „купленная невѣста“ живетъ въ домѣ барина какъ гостья, даже дѣвочка къ ней приставлена для услугъ, но это дѣлается ради Черемисова, который влюбленъ въ Надю. Онъ, положимъ, не требуетъ у Катерины, чтобы она „склоняла“ Надю полюбить его, но Катерина Андреевна добровольно дѣлаетъ это, а откажись Черемисовъ отъ Нади окончательно, уѣзжай, такъ Надѣ будетъ то же, что и Наташѣ, хотя бы потому, что она очень хороша собою. Не любитъ Катерина Андреевна хорошенькихъ, ахъ, какъ не любитъ!.. Да и любитъ ли она вообще кого нибудь? Надъ этимъ вопросомъ Павелъ Борисовичъ задумался теперь, лаская свою „богиню“.