Дверь отворилась, невидимыми руками, на обѣ половинки, и вошелъ Павелъ Борисовичъ, одѣтый въ венгерку изъ сѣраго бархата со шнурами, въ рейтузы и высокіе сапоги, отороченные мѣхомъ. Сдѣлавъ два шага отъ двери, онъ низко поклонился Катеринѣ Андреевнѣ.
— Простите, что я, не умѣя преодолѣть желанія тотъ же часъ видѣть васъ, вхожу по дорожному, — проговорилъ онъ.
— Вы здѣсь въ своемъ домѣ и вольны дѣлать, что вамъ угодно, — отвѣтила Катерина Андреевна, опустивъ глаза и нервно перебирая пальцами кисти бѣлыхъ шнурковъ накидки. — Я вѣдь не гостья здѣсь...
Павелъ Борисовичъ взглянулъ на Глафиру.
— Катерина Андреевна, вы позволите поговорить съ вами tête-à-tête?
Катерина Андреевна пожала однимъ плечикомъ.
— Зачѣмъ вы все это спрашиваете? Не вольны ли вы дѣлать здѣсь все, что пожелаете? У плѣнницъ не спрашиваютъ, a повелѣваютъ ими.
— Но я спрашиваю васъ... Я умоляю васъ позволить мнѣ сказать вамъ два слова наединѣ.
Катерина Андреевна опять пожала плечикомъ.
— Извольте. Глафира, оставь насъ и побудь за дверью.
Глафира поклонилась и вышла. Она притворила за собою дверь и присѣла на стулъ въ сосѣдней комнатѣ, нѣчто въ родѣ пріемной. Тотъ самый гайдукъ, который сидѣлъ на козлахъ, но уже одѣтый въ куртку и въ широкія казацкія шаровары съ красными лампасами, подошелъ къ ней.
— Внизу подожди, — сказалъ онъ ей. — Баринъ скажетъ, когда тебѣ войти.
Глафира съ величіемъ истый фаворитики барыни взглянула на гайдука.
— Уходи, голубчикъ, не твое дѣло, — проговорила она.
— Вотъ сколь вы глупы! — покачалъ головою гайдукъ. — Вѣдь баринъ приказалъ такъ. Нешто я отъ себя это вамъ говорю?
— Вамъ баринъ приказалъ, а мнѣ моя барыня, ее я и слушаюсь.
— И не пойдете?
— И не пойду.
Въ одинъ мигъ саженный гайдукъ зажалъ широчайшею ладонью своей ротъ Глафиры, какъ пластыремъ заклеилъ, а другою рукой подхватилъ ее, вскинулъ подъ мышку и вынесъ изъ комнаты, а потомъ по лѣстницѣ внизъ. Глафира даже и не пикнула, только раза два помахала руками.
Павелъ Борисовичъ, когда дверь за Глафирой затворилась, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и приложилъ обѣ руки къ груди.
— Катерина Андреевна, — заговорилъ онъ, блеснувъ глазами, — страсть моя къ вамъ такъ велика, что я не умѣю, не могу владѣть собою, и вотъ я увезъ васъ, зная, что добровольно вы не захотите слѣдовать за мною. Я не выпущу васъ отсюда, или на вашихъ глазахъ всажу себѣ пулю въ лобъ!
— Что же вамъ отъ меня угодно? Вы хотите, чтобы я была вашей любовницей?
— Я хочу быть около васъ, хочу дышать однимъ воздухомъ съ вами... О, какъ я люблю васъ!... И знаете ли, что я скажу вамъ? Еслибъ я былъ увѣренъ, что я гадокъ вамъ, что я вамъ совершенно не нравлюсь, — я никогда не рѣшился бы на мой дерзкій поступокъ, я заглушилъ бы свою страсть, но я... я думаю, что я не противенъ вамъ...