— Что это еще такое, черт возьми? Уж не счастливое ли примирение семейства?
Кортни понимала: Чандос недоволен, чувствуя себя загнанным в угол.
— Да, могло бы быть примирение, если бы ты захотел, — осторожно сказала она.
— Я приехал сюда за тобой, женщина, и только.
— Разве?
— Ты знаешь, что это так. Она сурово потребовала:
— Тогда скажи об этом громко. Я не слышала, чтобы ты сказал это, Чандос.
Он нахмурился. Теперь Флетчер стоял в нескольких шагах от них, опершись о перила веранды. Зуб Пилы сидел на перилах рядом с ним, еле сдерживая улыбку. Они с нескрываемым интересом прислушивались к репликам Чандоса и Кортни.
. Чандос чувствовал устремленные на себя взгляды, и прежде всего взгляд Кортни, решительный и горящий.
— Ты моя женщина. Кошачьи Глазки. Ты стала ею с тех пор, как я впервые увидел тебя. Этого ей было мало.
— Скажи все!
Усмехнувшись, он притянул ее к себе на колени. Кортни напряженно ждала. Наконец он проговорил:
— Я люблю тебя. Ты это хотела услышать? Люблю так сильно, что без тебя мне нет жизни.
— О Чандос! — Она прильнула к нему, обхватив его руками за шею. — Я люблю…
— Погоди, — остановил он ее. — Подумай как следует, прежде чем что-то сказать, Кошачьи Глазки. Меня одолевают сомнения: смогу ли я сделать тебя счастливой? Я буду стараться изо всех сил, но потом ты уже не сможешь пойти на попятный. Ты поняла, о чем я? Если ты станешь моей женщиной, даже силы ада не заставят меня отпустить тебя.
— Это двусторонний договор? — спросила Кортни.
— Разумеется!
— Тогда позволь мне выдвинуть свои требования. Ты уже сказал, что любишь меня. Я тоже буду стараться изо всех сил сделать тебя счастливым. Но если позже ты захочешь уйти, предупреждаю: тебе не удастся скрыться от меня, потому что первое, чему ты меня научишь, — это ходить по следу, а второе — стрелять. Ты понял, о чем я, Чандос?
— Да, мэм, — очень важно произнес он.
— Вот и отлично. — Теперь Кортни улыбнулась, чуть покраснев от смущения, и сказала, нагнувшись к его уху:
— Потому что я люблю тебя. Люблю так сильно, что хотела умереть, когда ты оставил меня. Я больше не хочу испытать такое, Чандос.
— Я тоже, — ответил он с чувством и прильнул к ее губам. — Ты еще не разучилась мурлыкать, котенок.
— Чандос!
Он засмеялся. Вдруг Кортни вспомнила о том, что они не одни.
— Ты уверена, Кошачьи Глазки? — ласково спросил он.
— Да!
— И ты сможешь жить так же, как я?
— Я буду жить так, как ты захочешь, даже если мне придется носить детей в заплечном мешке.
— Детей!
— Не сейчас, — прошептала она, метнув стыдливый взгляд на своего отца.
Чандос, смеясь, сжал ее плечи. Она еще никогда не видела его таким беспечно счастливым. О, как же она любит его!