Это был довольно странный период в жизни Берта Климова. И еще более необычный для Ооалуса Орсихта.
Вдвоем они упаковали тела умерших членов экипажа в погребальные мешки и выбросили в космос: древняя традиция, которую соблюдали самые рьяные космонавты, завещая предать свою плоть межпланетным просторам. Нет большей чести, чем быть похороненным в космосе. Разве что родные и близкие станут горевать, что не смогли в последний раз увидеть дорогого сердцу человека, оставить на его холодной щеке прощальную слезу.
Ооалус наблюдал со стороны, как менялось лицо Климова, когда тот подходил к тому или иному члену экипажа. Он чувствовал, что для Берта это были не просто люди.
Друзья…
Семья…
Когда отправили за борт последний мешок, Берт прислонился лбом к металлической стене и долго стоял, практически не двигаясь. Кадык на его шее ходил вверх-вниз, словно он плакал. Однако глаза Климова оставались сухими, а выражение лица — отсутствующим.
Ооалус легонько прикоснулся к нему, но через секунду отпрянул назад, сметенный шквалом бушевавших внутри Климова чувств.
Боль…
Горечь…
Сожаление…
Острое желание вернуть все обратно, хоть на секунду, хоть на миг…
Нелепая картина: Берт Климов на огромной скорости ведет свою капсулу в ярко-розовое марево, оставив крейсер далеко позади. Марево поглощает капсулу и исчезает навсегда…
Еще одна картинка. Симпатичная девушка по имени Рене, прильнувшая к груди какого-то юноши. Одна рука ее поглаживает волосы юноши, а другая медленно убирает фотографию Берта, стоявшую рядом на столике, и бросает ее на пол.
И снова боль. Правда, с толикой нежности. Очевидно, в глубине души, Берт желает этой девушке счастья. С кем-нибудь, кто лучше его…
Эти картинки…
Ооалус робко, почти несмело, коснулся плеча Берта, но наткнулся уже на совершенно иное препятствие.
Словно ярким пламенем по ледяному кругу — ненависть, ревность и злоба!
Орсихт почувствовал сопротивление: Берт пытался бороться. Быть может, поэтому и бежал от тех, других — более светлых чувств. Потому что не хотел давать волю ни тем, ни другим. В этом крылась немалая толика его победы над маггус-корра-хо.
Однако болезнь никогда не сдавалась просто так. Медленно, но верно, подтачивала его силы — по капельке, по минутке жизни…
— Хочешь, я покажу тебе вселенную? — внезапно предложил Орсихт.
— А стоит ли? — в глазах Климова зажегся огонек, но тут же погас, — Боюсь, я сойду с ума.
— Не сойдешь, — тело Орсихта заметно порозовело и сложилось в импровизированную улыбку.
Что-то шевельнулось внутри него. Какое-то доселе неведанное, но такое приятное чувство. Оно было совершенно чужое, но почему-то Ооалусу не хотелось ни гнать его прочь, ни отрывать от себя его слабые, но настойчивые корни.