— Я — приемный сын Петра Кузьмина.
— Петр? — Василиса посмотрела куда-то сквозь него, — Я любила когда-то человека по имени Петр. Иногда мне снится, что у меня должен родиться сын, и я собираюсь назвать его Петром. Только вот больше я ничего не помню…
Вот оно что! Дима неторопливо осмотрел Василису — всю целиком, начиная от кудрявой макушки и до полы цветастой юбки, пытаясь найти знакомые черты. Василиса заметила его взгляд и покрылась пунцовой краской. Дима опустил глаза.
Нет, это совсем не то, что она подумала. Совсем не то…
— Мне пора, — вдруг сказал он и вскочил на ноги. Он чувствовал, что еще немного, и ему не захочется уходить.
— Хорошо, — согласилась Василиса и поднялась следом, — Я провожу до калитки.
Дима кивнул и они вместе побрели к выходу. Не сговариваясь, ее ладонь мягко скользнула в его раскрытую, и на душе стало совсем хорошо…
— Можно я буду приходить к тебе во сне? — робко попросила Василиса.
— Конечно, можно, — немного смущенно ответил Дима.
Василиса приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Совсем как мальчишку.
— Тогда до встречи.
Спустя несколько часов Дмитрий Кузьмин открыл глаза в реанимационной палате. Рядом мелькали привычные лица. На соседней кровати хрипло постанывал Артур Топалов. Над ним нависал какой-то разъяренный мужчина, то и дело хватающийся то за голову, то за грудь. Директор, догадался Дима.
— Ну, как себя чувствуешь после путешествия? — Клара Владимировна — терапевт.
— Я поднимусь, — решительно заявил Дима и вскочил с кровати. Тело слегка знобило. Голова кружилась. Тем не менее он не мог спокойно лежать.
Он должен сказать отцу. О том, сколько общего вдруг появилось между ними.
Дима ворвался в кабинет ураганным ветром и плюхнулся в кресло. Кузьмин-старший поправил старомодные очки и вопросительно посмотрел на сына.
— Я не знал, что тебя тоже усыновили.
— И кто тебе это сказал? — после некоторой паузы спросил отец.
— Я нашел Василису, — срываясь от волнения, то криком, то шепотом говорил Дима, — Теперь я понимаю, отчего все так.
Кузьмин-старший опустил глаза на свои руки, сложенные на столе, и прокашлялся.
— У нее все хорошо, — продолжал Дима, — Правда, она многое забыла. Там все забывают о том, кто они есть. Но она помнит о сыне. Действительно, помнит. И как хотела тебя назвать — помнит. В честь одного человека, который был ей дорог.
Дима на минутку остановился, глядя на реакцию отца.
Тот немного побледнел, но по-прежнему не поднимал взгляд. Грудь его тяжело вздымалась. Наверное, от волнения.
— Она умерла родами, — едва слышно сказал отец, — Тогда были нелегкие времена…