— А что такое курвень, кстати? — спросил Виктор.
— Курвень — это когда моя жена с утра идет в курятник яйца собирать, а я свою культю еще с вечера куда-то дел, найти не могу. Кричу ее, зову, да разве доорешься! Приходится так на одной ноге по избе прыгать, ругаться, пока не отыщется.
Все засмеялись. Правда, смех казался натянутым. Он быстро прервался, когда с крыльца донеслись шаги и на пороге появился щуплый старичок с жиденькой бородкой.
— А, Вася! — уже привычным для Стрельникова сердитым голосом (видимо по-другому Фаддей и не говорил), хозяин приветствовал вошедшего: — Чего пожаловал?
— Я смотрю, гости у вас. Добрый день, — старичок низко поклонился. Луке показалось: с излишней почтительностью.
Хозяин щурился на него, но пройти не приглашал. Да и тот уходить просто так не собирался. Стоял, полный надежд. Возможно, этого жителя Моры больше интересовали не гости, а напиток, подаваемый по такому случаю к столу. В другой ситуации, по всей видимости, Фаддей прогнал бы Василия взашей, но при чужих постеснялся.
— Да, гости у нас, — произнес, наконец, хозяин и смилостивился: — Проходи. Мать, налей еще чуток.
После того как всей компанией, за исключением Стрельникова, уговорили оставшийся самогон, Фаддей дал команду жене готовить место для гостей и увлек Василия (тот с большой неохотой покинул стол) за собой во двор.
— Этот дед Василий — бывший вертухай, — сказал чуть позже Виктор, когда они загнали машину во двор. — Говорят, в свое время в лагерях на вышке стоял с оптической винтовкой. Божится, что ни одного заключенного в своей жизни не убил. Да что-то не верится. Ведь ворошиловский стрелок, его душу. Вохра поганая.
Лука представил себе Василия в качестве надзирателя.
— Да ну, как-то сомнительно, что этот тип действительно мог в лагере работать. Какой-то он дохловатый. И несерьезный.
— Насчет дохлого — не уверен. Насчет «несерьезного» — еще увидишь. Заодно познакомишься с его закадычным корешем. Зовут того Еносий, а по молодости он занимался как раз тем, что сидел в тех самых лагерях. Вроде как из репрессированных, а затем прижизненно реабилитированных. Та еще странная парочка. Может, его дед сам Василий и охранял. Никто, кстати, до сих пор этот вопрос разъяснить не может, а они на этот счет помалкивают. Так вот этот Еносий — совершенная противоположность. Здоровый, раскормленный тюфяк. Старше Василия, а выглядит на десяток лет моложе. Хотя тоже одной ногой в могиле стоит. Да тут все — одной ногой.
— Ты говоришь, здесь три старика. А когда я делал снимки, я точно видел еще одного мужика. Он стоял у леса. Высокий, тощий. Я же тебе говорил, но он скрылся…