Лука не успел договорить. Отвлекла бабка Дарья. Она притащила постельное белье и повела их в пристрой.
— Тут и будете жить.
— Царские хоромы, Дарья Семеновна! — сказал Лука, едва только глянул внутрь. На широченных полатях можно было разместиться хоть вдесятером.
Хозяйка повелела распоряжаться своим временем как заблагорассудится. Главное — не забывать запирать калитку. А если уж вернулся поздно, придется лезть через забор, потому как на ночь ворота и калитку задвигают тяжелым засовом и все окошки заставлены.
— Чтобы медведь не баловался, ежели заявится.
Они вернулись во двор, чтобы разгрузить машину. Потом взялись за генератор. По какой-то причине он не перенес дорогу и никак не хотел запускаться. Пришлось разбирать. Захмелевший Виктор зло ругался. Пока занимались починкой, не заставил себя ждать тот самый старик Еносий. Узнав от Василия о приезде нового человека, он тоже поспешил «засвидетельствовать почтение».
— Если что, милости просим к нам, — предложил он. — Третья изба отсюда. Только не та, что справа, — та брошена — а левая.
Он действительно производил впечатление несуразного человека. Вместо шнурков на ботинках была закручена алюминиевая проволока. Ею же вместо ремня подвязаны брюки. Сам — кудлатый и с легкой рыжинкой в седеющих волосах.
Спустя несколько минут общения, Стрельников заметил, что у старика действительно не все дома. Или настолько простым Еносий был человеком. Все что-то лез указывать, поддакивал на любое слово Виктора, хотя в технике был полный ноль. Виктор уже шепнул брату, что меньше всего ему хотелось бы отвечать на сыплющиеся от Еносия глупые советы, а проще — взять и пристрелить.
Этот старик, загадочный как и его товарищ, мгновенно испарился, едва только во двор вернулся Фаддей.
— Все шастают, паскуды! Вынюхивают, злодеи. Дал же бог соседей, мать их. — Гремя костылем, он снова ушел в дом.
— А ты все ворчишь, старый! — послышался из открытого окна голос бабки Дарьи. — Мало тебе налили…
Они там о чем-то заспорили, и вскоре старуха выбралась на крыльцо, сердито бурча.
— Дарья Семеновна! — окликнул ее Виктор. — Лука говорит, что видел в деревне какого-то мужика молодого высокого.
— В брезентовом плаще, худой очень, — добавил Лука.
— А, так это Игнат. Сын Прокопьевны, царствие ей небесное, — Старуха с грустью вздохнула, будто вспомнив о давно прошедших годах. — Был он здесь когда-то агрономом, да как все начало хиреть, уехал. Лет пятнадцать уж прошло. Мать-то его, Прокопьевна, еще раньше померла. А он все приезжал. Говорит — тянут родные места. По первости наведывался каждый год, потом года три или четыре его вовсе не было. И вот — снова нарисовался. Странный он. Ни с кем не общается. Появляется внезапно, так же внезапно исчезает. Первое время я даже боялась столкнуться с ним ненароком. Говорю ему: «Игнат, когда-нибудь богу душу отдам. Как из-под земли берешься». А он в ответ: «Прости, мать». Да уж прощу, конечно…