«Хороши голуби, — подумал Иннокентий. — Чума на крыльях».
Скоро Каргапольцев завязывал узлы не хуже своего учителя, даже подмигнул Рязанову:
— Привычка. Я же рыбак, приходилось узелки вязать.
— Ну, а теперь я буду подбирать литературу и рассказывать о своей жизни. Я вообще-то никогда не исповедуюсь... Значит, родился где-то на Тереке. Мой отец, походный атаман казачьего войска, был, как это там у них говорится... вышвырнут из России, как прихвостень самодержавной власти. Видишь, приходится объясняться словами большевистской пропаганды. Поселились мы в пригороде Белграда, смешно, но он до самой смерти верил, что вернется в родные края на белом коне. С тем и умер. Ну, а я-то от жизни ничего не жду. Сыт, пьян, нос в табаке — иного счастья не надо... Постой-ка, узелок у тебя немного не так вышел. Вот теперь правильно.
...Чего я только не повидал на своем веку, кем только не бывал! Один день барин, второй лакей, то начальник королевской полиции, а там, глядишь, заурядный фискал, сегодня джентльмен, а завтра вышибала в бардаке... Все познал.
— А в «союзе» давно состоите?
— Раньше, чем сам союз... — у Рязанова вдруг забулькало в горле, плечи заходили ходуном. — Это я так смеюсь... — Он передохнул. — Семья была. Если югославские коммунисты не стерли в порошок — и сейчас есть. Две дочери, взрослые.
— А в войну где служили?
— Пардон, молодой человек, такие вопросы у нас не принято задавать.
— Простите, не знал.
Рязанов подтянул штаны, заправил выбившуюся рубаху.
Каргапольцев распрощался с ним и стал медленно подниматься по спиральной лестнице.
Вскоре он и Милославский заняли столик в огромном пивном баре «Бавария». Официант принес глиняные кружки пива, сосиски, отваренные со всевозможными специями. В центре зала стонал джаз, выплясывали полуголые девицы.
Курту Фишеру, которого Иннокентий предупредил по телефону, надо было подойти так, чтобы их встреча показалась действительно случайной.
Фишер издалека заметил Иннокентия и медленно зашагал между столиками... Вот он сделал вид, что узнал Иннокентия, прибавил шаг, распростер объятья.
— Простите, ви есть Иннокентий?
Каргапольцев сначала недоумевающе взглянул на него и вдруг радостно воскликнул:
— Дядюшка Курт! Живы? Вот здорово, вот встреча!
Они расцеловались, долго похлопывали друг друга по плечу, поглаживали по спине. Иннокентий представил своего друга Милославскому.
— Константин Витальевич, ведь мы с ним десять лет не виделись! Познакомьтесь. Эй, маэстро, двухлитровую и сосисок!
Официант мигом принес пиво.
— Ну, Кеша, рассказывай...
— Нет-нет, дядюшка Курт, вы первый.