— Теперь Ты можешь начать снова, — разрешил я. — Вернись к своему первоначальному положению. Можешь говорить по-английски.
— Да, Господин, — всхлипнула она. За тем она со страхом отползла от меня в сторону. Через мгновение она уже стояла на коленях, как она прежде, в нескольких футах от меня, на траве. — Господин, — обратилась она ко мне, как положено.
— Да?
— Я — рабыня. Меня послали на Ваши одеяла.
— Превосходно. Ты — симпатичная рабыня, — похвалил я.
— Спасибо, Господин, — покраснев, сказала она.
— Подход, Рабыня, — прозвучала моя следующая команда.
— Да, Господин, — проговорила она, и на руках и коленях, поползла ко мне.
Опять, как и в первый раз, я взял её на руки, и положил на спину, около меня.
— Я — девственница, — сказала она и покраснела.
— Я знаю. Результат проверки твоего тела, сделанный вскоре после твоего приобретения, Грант, твой хозяин мне сообщил.
— Да, Господин.
— Такая информация является общедоступной среди рабовладельцев, — пояснил я.
— Да, Господин.
Я взял ткань её рабской туники, и, перебирая между пальцами, сказал:
— Это — тонкая, слабая ткань.
— Да, Господин.
— И она хорошо Тебя показывает всем окружающим.
— Да, Господин.
— А ещё, у Тебя симпатичные ноги.
— Спасибо, Господин.
— Ты — напряжена, — заметил я.
— Простите меня, Господин.
— Ты знаешь, что с тобой будет сделано сегодня ночью? — спросил я.
— Я должна быть лишена девственности, — прошептала она.
— Это — смехотворно. Это — абсурдно. Скорее Ты должна быть вскрыта, действие, которое, в случае рабыни, в интересах всех мужчин.
— Да, Господин.
— И это вряд ли будет болезненным, но если и будет, то боль будет кратка, и чувствовать Ты будешь её недолго.
— Я понимаю.
— Но если Ты хочешь почувствовать, в некотором смысле, необычность момента, то мы можем завтра, перековать в ланцет один ножей Грант.
— Я поняла, — задрожав, прошептала она.
Это казалось мне лучше, чем предоставить решение этой проблемы дикарям. Они имеют склонность быть нетерпеливыми в таких вопросах, даже с их собственными женщинами. Самодельный ланцет, стерилизовавший в кипящей воде, казался мне предпочтительней, чем заостренная кость кайилиаука или того хуже обструганный колышек.
— Но, очевидно, твоё вскрытие, только лишь простая формальность.
— Очевидно, — сказала она, как мне показалось немного иронично.
— Но, — продолжал я, — кроме этой непредвиденной мелочи, Ты понимаешь, зачем тебя послали на мои одеяла, с твоей точки зрения, в чём цель твоего направления сюда, и добиться исполнения какой цели Ты должна быть полна решимости?
— Да, Господин.
— Да, что? — потребовал я полного ответа.