— Джинджер! — крикнул я.
Джинджер, уже через мгновение, была у ручья.
— Принеси гребень и щетку — приказал я ей.
— Да, Господин. — Её власть над рабынями, могла быть отменена любым свободным человеком.
Прошло совсем немного времени, а Джинджер уже возвратилась с гребнем и щеткой.
— Дай ей гребень, — скомандовал я ей, а сам взял щетку, которую я положил подле себя. Джинджер забрела в ручей, и отдал гребень новой девушке.
— У тебя ещё нет общих привилегий гребня-и-щетки, — сообщала она ей. — Если, конечно, хозяева не приказывают обратного, — добавила она следом.
— Да, Госпожа, — сказала новая девушка, покорно склоняя свою голову.
Джинджер возвратилась в берег и несколько успокоенная, повернулась, чтобы оценить новую девушку, которая теперь расчесывала свои волосы гребнем из рога кайилиаука.
— Она довольно привлекательна, — заметила Джинджер.
— Я тоже так думаю, — согласился я. Она была стройной девушкой с красивой фигурой.
— За неё можно было бы сторговать четыре шкуры, — предположила старшая рабыня.
— Возможно, — не стал спорить я, и отпустил Джинджер.
Я рассматривал девушку, а она смотрела на меня, медленно расчесывая волосы.
— Спасибо Господин, за разрешение пользоваться гребнем, а возможно позже и щеткой, — весело сказала она.
— Это — для моего удовольствия, — честно признался я ей.
Я разглядывал её. Она была довольно красива, и эта красота была в тысячу раз более возбуждающей, чем красота свободной женщины, ведь она была рабыней.
— Господин разглядывает меня слишком пристально, — застенчиво сказала она.
— Ты — рабыня, — напомнил я.
— Да, Господин.
В случае свободной женщины, из уважения к скромности или достоинству, мужчины могли бы отвести глаза от её красоты. Это привилегия, конечно, редко, если вообще когда-либо, предоставляется рабыне. Её можно медленно рассматривать, со вниманием к деталям, а если Вы чувствуете, что она того заслуживает, то с открытым и явным восхищением. Для гореанских мужчины весьма обычно, свободно вести себя в таких вопросах, хлопнуть в ладоши, ударить себя по бедру, или одобрительно крикнуть после осмотра обнаженной рабыни. Такие реакции, о которых можно было бы думать как о смущающих или противоестественных в случае свободной женщины, вполне подходят к рабыням, являющимся не более, чем прекрасными животными. Даже в случае свободных женщин, мужчина гореанин, кстати, считает ниже своего достоинства симулировать незаинтересованность женской красотой. Он, к добру или к худу, не стал жертвой подавления своей сексуальности и сокращающего жизнь навязанного психосексуального редукционизма, подействовавшего на очень многих мужчин в большем количестве патологических культур Земли. Его цивилизация не была куплена ценой его мужественности. Его культура была выработана, не чтобы отрицать природу, но дополнять её, как бы это, ни было поразительно для некоторых умов.