— Хорошо. Как найдешь что‑то, скажешь, ладно?
Он улыбнулся. Нервно, подозрительно. Слегка морща брови в своей излюбленной манере.
— Не факт, что тебе передались ее способности. Так что даже если выясним, кем она была, занятия прекращать не будем. Допивай чай и тренируй защиту.
Он встал, потрепал меня по щеке. Ненавижу, когда так делают. Мне уже исполнилось двадцать, я не ребенок!
— Ну, Филипп…
— Вернусь — проверю. — И закрылся в гостиной.
— Что толку тренировать то, чего нет? — пробормотала я.
В кухню вошла Оля. Она появилась так неожиданно, что я даже подпрыгнула на стуле.
— Ну, как успехи? — спросила смущенно. — Извини, не хотела пугать.
— Ничего. — Я улыбнулась, но тут же сникла. — Никак. Вообще.
— У тебя получится!
— Ты хотя бы знаешь, кто ты. Целитель — это очень хорошо. Иногда я думаю, что даже лучше, чем защитница…
Оля присела рядом, поджала губы. Полноватое лицо стало серьезным, даже слишком.
— Папа говорил, неважно, кто ты. Важно то, что ты в семье. Когда соединим племя, сможем приносить пользу. Станем сильнее, даже охотники будут не так страшны. Тебе не потребуется полагаться на себя или Филиппа. Любая, даже самая слабая защитница сможет тебе помочь.
— Ты права, — согласилась я.
— И я смогу, наконец, работать. — Она смешно подпрыгнула на месте, повернулась и радостно сообщила: — Филипп говорил, что сегодня вечером мы, наконец, увидим наш дом.
— Наш дом?
— Вождь атли строит для нас дом.
— А это… — Я поморщилась, покрутила в руках печеньку, положила обратно. — Мне кажется, Филипп не особо рад. То есть, я хочу сказать… Филипп хочет жить отдельно, самостоятельно.
Интересно, а Оля знает о перевороте? Было бы непростительным со стороны Филиппа не обработать девушку, живущую в его квартире несколько месяцев. В общем‑то, доброта и забота не казались мне теперь такими уж бескорыстными. И это право выбора… Психологический трюк.
— Знаю, — ответила Оля. Уличить ее в хитрости я бы не посмела. Казалось, она просто не умела хитрить — у нее даже лицо всегда открытое, с распахнутыми серо — зелеными глазами. Весь образ какой‑то добродушно — круглый, плотный, как она сама. — Филипп хочет сам стать вождем. — Она присела рядом и перешла на шепот. — Ты будешь голосовать за него на совете?
Я прищурилась. Самое время выяснить все, постепенно выспрашивая нужные детали.
— А ты?
— Филипп говорит, наш вождь жуткий. — Оля подмигнула и жеманно захихикала. — Но я слышала, он красавчик. Папа говорил… когда был еще жив. Так что хочу взглянуть сама.
— Поверь мне, одно другому не мешает, — сказала я.
Воспоминания всегда наготове — стоят на границе памяти, так и норовя подбросить в нужный момент нужные картинки. Идеальные пропорции лица, светлая прядь на лбу, насмешливость, жесткость… Уникального цвета глаза. Прикосновения, от которых я была сама не своя, мысли, за которые себя ненавидела. Все это живо, как бы глубоко я ни закапывала. Как бы ни делала вид, что все прошло.