"И убивал тоже, доктор."
Да. Это был бессмысленно отрицать.
— Одна жизнь. Любая, — повторил я. — А если я обману, заберешь мою.
На какое-то время Дух задумался. У меня был определенный рычаг воздействия: его подопечные постоянно попадали в неприятности и нуждались во врачебной помощи, и отказ даже одного Змея лечить его стаю мог снизить их поголовье. Однако, слишком силен был для Волка соблазн взять свое по праву, сломать дерзкого человека, решившего бросить ему вызов.
Что ж, как говорил мой куратор, "делай, что должно, и будь, что будет". Я сделал все, что было в моих силах. Если этого хватит, Виктор будет жив. Неважно, какой ценой, я сильно задолжал Эйзенхартам — признаю первый и, возможно, последний раз, всем Эйзенхартам — за их доброту. А если моих усилий будет недостаточно…
Будь, что будет.
"А что мешает мне взять тою жизнь прямо сейчас?"
Я почувствовал, как клыки пронзили кожу. А еще — как зашевелился чернильный змей у меня на боку: Северин-Змей решил все-таки напомнить, под чьей я защитой. Украдкой я перевел дух. Я надеялся, что Змей не оставит одного из своих самых талантливых и ценных подопечных, но не мог знать наверняка.
Это было моим единственным спасением. Маркус мог пугать меня, но знал, что со Змеем их шансы равны. Недовольно, он раскрыл челюсти — чтобы в следующий момент вцепиться зубами в мое запястье. В глазах потемнело от боли. Я покачнулся и не смог устоять, падая на колени.
Когда я очнулся, в зале больше никого не было. Каменная статуя молчала, только перемазанная кровью морда напоминала о произошедшем. Татуировка тоже притихла: Змей убедился, что я в безопасности, и ушел. Я бросил взгляд на свою руку: по ощущениям, Маркус должен был отгрызть ее, но вместо культи я увидел только две пунктирные линии. И на этот раз в них не было ничего потустороннего.
Послание было четким и ясным.
Долг принят.
* * *
За остаток вечера и ночь к Эйзенхарту недобрыми чувствами воспылали не только сотрудники архива, но и его собственные коллеги. С ужасающей дотошностью детектив проштудировал все относившиеся к совершенным за последние годы самоубийствам документы (к счастью для дежурного в полицейском архиве, заинтересовавших Эйзенхарта дел оказалось немного. Молодые девушки редко лишали себя жизни в Лемман-Кливе. Еще реже так поступали богатые молодые девушки) и теперь выспрашивал подробности. А вопрос, не припоминает ли кто на месте преступления цветы, понимания среди сотрудников полиции не находил. Равно как и уточнения, что за цветы это были, и в каком количестве.
— Кажется, тот шутник его основательно достал, — прокомментировал деятельность коллеги детектив Штромм, становясь в очередь у кофейного аппарата.