Хотя нет, это неправда. В глубине души Лидия прекрасно понимала, почему он так и не съехал.
Она нашла Эйзенхарта в полумраке гостиной, сидевшим в кресле у давно потухшего камина. Погруженный в своим мысли, он даже не заметил, как она вошла.
— Что ты здесь делаешь? — вздрогнул он, когда Лидия включила торшер.
— Я получила твое письмо.
— И пришла за своим интервью?
Он сощурил глаза — не то реагируя на свет, не то ожидая ее реакции.
— Нет, — Лидия бездумно стерла ладонью пыль с каминной полки и присела на подлокотник его кресла. — Шеф прочитал копию признания леди Хоторн. И решил его не печатать. Он справедливо полагает, что такие новости императора не обрадуют.
— Тогда зачем ты здесь?
— Ты выглядишь лучше, — невпопад ответила она.
— А чувствую себя так же погано.
Он прислонился лбом к ее руке и выдохнул:
— Я не гожусь в полицейские.
Ей было знакомо это его состояние. Каждый раз появлялось дело, повергавшее его в отчаяние, которое он не мог скрыть за шутками и улыбками. Каждый раз, возвращаясь домой, он сидел так в гостиной до тех пор, пока огонь в камине не превратится в золу, а на небе не зажгутся первые звезды. Пока мысли, терзавшие душу, не оставят его в покое.
Он был равнодушен к людям, которые пошли на преступление ради выгоды. Непреклонно отправлял на гильотину тех, кто убивал из убеждений. Но раз за разом находил оправдания для тех, кого толкнуло на убийство сердце. Лидия помнила, как он впервые пришел к ней после расставания. Стоял промозглый ноябрь, и новость о выловленном в реке — обезглавленном — теле барона Фрейбурга будоражила город.
Тогда стараниями Эйзенхарта лишились жизней двое, и не рожденный еще ребенок сразу стал сиротой. А Виктор чуть не проклял себя за это.
И после этого он еще переживал, считая себя плохим человеком…
— И все же ты пошел работать в полицию.
— Не по своему выбору. Традиции, Пех их побери. А в действительности… — продолжил он. — Я слишком похож на этих людей, чтобы судить их. Знаешь, в этой ситуации я бы поступил так же.
— Надеюсь, все-таки не так же, — грустно улыбнулась она.
Четыре трупа, четыре жизни, оборвавшиеся даже не на середине. И все потому, что одна сестра делала выбор, а вторая не смогла его принять.
— Не знаю. Но если бы кто-то убил близкого мне человека, я бы тоже отомстил.
Они оба знали, что он говорил правду.
— Посмотри на меня, — попросила она. — А теперь послушай. Это был выбор, твой выбор. А никакие не традиции. И знаешь, почему ты его сделал? Потому что тебе прекрасно известно, что в погоне за возмездием страдают невинные люди. И ты мог бы оправдать для себя леди Хоторн, если бы она убила Грея, но на самом деле ты знаешь, что она виновна. Она забрала жизни тех, кто по большому счету не имел отношения к смерти ее сестры, а это непростительно ни при каких обстоятельствах. И поэтому-то ты и пошел в полицию. Этих людей тоже должен кто-то защищать.