— А что за той дверью?
— Не знаю.
— Я думал, ты настоящий исследователь.
— А ты — настоящий придурок. — Яков пихнул Алешку, подняв новое облачко стружки. — Я пробовал. Дверь всегда закрыта. Но там кто-то живет.
— Откуда ты знаешь?
— Надия постучалась, и ей открыли.
Алешка заполз в ящик поглубже. Он передумал возвращаться.
— Там живут люди, которые едят перепелок.
Якову вспомнилась бутылка вина с двумя рюмками, колечки лука, томящегося в масле, и шесть перепелок, присыпанных зеленью. От воспоминаний его желудок громко заурчал.
— Слышишь, как гремит? — спросил Яков, выпячивая живот. — Я когда голодный, у меня в брюхе целый оркестр играет.
Возможно, более музыкальной натуре и понравилась бы симфония для голодного желудка. Алешка ограничился двумя словами:
— Противная музыка.
— У тебя все противное. Алешка, да что с тобой?
— Я не люблю противные вещи. Когда грубят. Когда плохо пахнет.
— Раньше ты не жаловался.
— А теперь мне это противно.
— Ясно. Это из-за Надии. Вы все из-за нее превратились в сопливых слабаков. Влюбился ты в нее, вот что.
— Неправда.
— Нет, правда.
— Нет!
Алешка бросил в Якова комком стружки. Между ребятами вспыхнула потасовка, сопровождаемая сопением и руганью. Теснота ящика уберегала их от ушибов и царапин. Потом Алешка умудрился потерять Шу-Шу среди опилок. Забыв про Якова, он шарил впотьмах в поисках своего сокровища. Якову тоже надоело возиться.
И оба затихли.
Мальчишки лежали молча. Алексей сжимал найденную Шу-Шу. Яков пытался заставить живот урчать еще громче и отвратительнее. Вскоре даже это ему надоело. Скука обездвижила их. Гул двигателей и качка вгоняли в сон.
— И совсем я в нее не влюбился, — сказал Алешка.
— Мне-то что? Влюбился, не влюбился, мне без разницы.
— А вот другим мальчишкам она нравится. Заметил, как они о ней говорят? — Алешка помолчал, будто что-то вспоминая. — Мне нравится, как она пахнет. Женщины по-разному пахнут. Мягкостью.
— Мягкость не пахнет.
— Пахнет. Понюхаешь такую женщину и знаешь: если ее потрогать, она мягкая будет. Просто знаешь, что будет.
Алешка гладил Шу-Шу. Яков слышал, как Алешкина рука ласкает замызганную шерстку.
— У меня мама так пахла, — сказал Алешка.
Яков вспомнил свой сон. Женщину, ее улыбку. Завиток светлых волос на щеке. Получается, Алешка прав. Во сне его мать пахла мягкостью.
— Можешь дураком меня назвать, но я это помню, — продолжал Алешка. — Я не все о ней помню, а это запомнил.
Яков потянулся. Его ноги уперлись в противоположную стенку ящика.
«Вырасту я хоть когда-нибудь? — думал он. — Вырасти бы так, чтобы ноги из ящика торчали».