Эм уставилась на его огромные бережные руки, которые сняли обертку с предмета из коробки и медленно извлекли содержимое. Он положил этот предмет на стол рядом с деревянной шкатулкой, и на какое-то золотое мгновение Эмили Лонгпре вернулась в свое молодое тело, когда она впервые увидела шар ли-бьен. Он светился изнутри и казался каким-то нереальным, красота была заключена в нем под слоем невидимого стекла. Шар был прекрасен и ужасен.
Это была Элеонора Аллер.
Молодая Эмили Лонгпре уже тогда знала, что они потеряют Элеонору. Знала, что их блестящая подруга не сможет выжить в этом мире. И вот шар ли-бьен вернулся в Три Сосны, но без своего создателя.
– Можно мне его подержать?
Гамаш положил шар в ее руку, как только что положил коробочку, и опять она взяла эту вещицу, только теперь плотно обхватила ее, словно обнимая и защищая что-то ценное.
Он еще раз – в последний – залез в свою сумку и вытащил длинный кожаный шнурок, грязный, запачканный жиром и кровью. На нем висел кулон с изображением орлиной головы.
Бовуар сидел рядом с Матушкой и внимательно слушал, как слушал когда-то ребенком собственную мать, когда она читала ему истории про приключения и страшные случаи.
– Когда Си-Си впервые объявилась в этих местах, она проявила к нам почти неестественный интерес.
Бовуар инстинктивно знал, что, говоря «к нам», она имеет в виду Эмили, Кей и себя.
– Она заходила к нам и чуть ли не допрашивала. Это было ненормальное поведение даже для такой невоспитанной особы, как Си-Си.
– Когда вы поняли, что она дочь Эль?
Матушка задумалась. Глядя на нее, Бовуар чувствовал, что она вспоминает, а не сочиняет ложь.
– Это произошло постепенно. Для меня не осталось сомнений, когда я увидела упоминание о Рамене Дасе в ее книге.
Матушка кивнула, показывая на небольшой алтарь у стены с ароматизированными вонючими палочками в держателях на ярком полотнище с симметричным рисунком. К стене над алтарем был прикреплен постер, а под ним – фотография в рамочке. Бовуар подошел, чтобы получше разглядеть то и другое. На постере был изображен тощий индиец в брюках из узорчатой ткани, он стоял у каменной стены, в руке держал длинную трость и улыбался. Он напоминал Бена Кингсли в роли Ганди; правда, Бовуару любой пожилой индиец казался похожим на Бена Кингсли. Именно этот плакат и поглотил его внимание в прошлый раз. На фотографии размером поменьше тот же человек сидел с двумя молодыми худенькими девушками европейской наружности, они тоже улыбались, на них были объемистые ночные рубашки. А может, занавески. Или накидки с дивана. Он удивленно повернулся к Матушке. Измученной, исхудавшей Матушке с торчащими во все стороны волосами.