Оливье ритмически склонялся над Си-Си, делая ей массаж сердца. Рут щупала ей пульс. Питеру повезло меньше других. Он пытался вдохнуть воздух в ее мертвые легкие. Да, мертвые. Они все это знали, но все же продолжали пытаться привести ее в чувство, а Билли тем временем не пропускал ни одного ухаба и ямы между Уильямсбургом и Кауансвиллом. Питер стоял на коленях на металлическом полу кузова, подпрыгивая на каждом ухабе и ударяясь коленями, отчего они все больше и больше покрывались синяками. Но он продолжал делать то, что делал. Не ради Си-Си, а потому, что Оливье рядом с ним страдал не меньше его. Да и Рут твердо и нежно держала голову Си-Си, тоже стоя на коленях, и ее больные ноги так же ударялись о металлический пол. Но она ни разу не пожаловалась. Питер продолжал делать искусственное дыхание, прижимая свои теплые губы к губам Си-Си, которые становились все холоднее и жестче, и ему вспомнилось детство – тот случай, когда он трогал губами лыжную палку. Чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Палка была такой холодной и обжигающей, а губы от нее потом было не отодрать. Наконец ему все же это удалось, но тонкий слой кожи остался на металле. Губы у него кровоточили, и он быстро огляделся, не видел ли кто его глупости.
Искусственное дыхание, которое он делал Си-Си, вызывало стойкую ассоциацию с тем случаем. У него даже возникло предчувствие, что в какой-то момент его влажные губы прилипнут к ее и ему придется отрывать их с кровью, оставляя часть своей кожи на ее губах – кровавый поцелуй жизни.
Ничего отвратительнее ему не приходилось делать, тем более что он и при ее жизни находил эту женщину отвратительной. Смерть ее ничуть не улучшила.
– Это было убийство. Мадам де Пуатье умышленно убили электрическим током, – подтвердил Гамаш.
– Ты знал, что врачи подозревают убийство, – сказала Клара мужу.
– Я слышал, как доктор Ламбер говорил с полицейским. Постойте-ка. Кажется, это были вы, – обратился Питер к Лемье.
– Oui, monsieur. Я тоже вас узнал. Да и прежде мы встречались на всяких общественных мероприятиях.
– Это, безусловно, не исключено. Поражение электрическим током, – задумчиво проговорил Питер. – Ну да, там был такой запах. Барбекю.
– Знаешь, когда ты об этом упомянул, я тоже вспомнила, – с отвращением сказала Клара. – Там такая суета началась, что трудно что-либо вспомнить.
– А я именно об этом хотел вас попросить, – сказал Гамаш, показывая Лемье, чтобы тот начинал делать записи.
Питер провел их в уютную гостиную, подбросил в камин березовое полено, и пламя тут же объяло его, потрескивая и пританцовывая на коре. Гамаш снова отметил взглядом сосновый пол из широких досок медового цвета, многостворчатые окна, выходящие на деревенский луг, пианино и книжный шкаф во всю стену, забитый книгами. Диван стоял так, что, сидя на нем, ты оказывался лицом к огню, а по его концам располагались два кресла. На подушечках перед креслами и диваном лежали старые газеты, журналы и раскрытые книги. Единственным, что изменилось со времени его последнего посещения этого дома, была громадная, пышно украшенная елка, издающая сладковатый запах хвои. Клара пришла с подносом, на котором стояли кружки с чаем и печенье. Все четверо расположились в тепле перед камином. На улице солнце клонилось к западу, и на нечетком горизонте собирались облака.