Я чувствую, что он начинает малость паниковать.
Выкидываю нож из рукава на ладонь:
– Держи его.
Бритва сразу все понимает. Он хватает лейтенанта. Боб особо не сопротивляется. Я беспокоюсь, что он может войти в шоковое состояние. Если это произойдет, все кончено.
В кабине темновато, да и у Бритвы не получается зафиксировать пилота в идеально неподвижном положении. Поэтому я говорю Бобу, чтобы он замер, иначе я могу случайно задеть спинной мозг и к перелому пальца прибавится паралич. Достаю гранулу и выбрасываю ее на бетон, после чего задираю голову Боба назад и шепчу в ухо:
– Я не враг, и я не стала Дороти. Я такая же, как ты…
– Только лучше, – заканчивает за меня Бритва, потом смотрит в окно и говорит: – Эй, Рингер…
Я вижу их: фары светят, как две сверхновые звезды.
– Они едут, и, когда приедут, они нас убьют.
Боб сморит мне в глаза, и слезы боли текут по щекам.
– Ты должен мне верить, – говорю я.
– Или она сломает еще один палец, – добавляет Бритва.
Боб судорожно всхлипывает. Он баюкает поврежденную руку, его колотит, по шее за футболку тонкой струйкой бежит кровь из пореза.
– Бесполезно, – шепотом говорит Боб. – Нас запросто собьют.
Я подаюсь вперед и прижимаю ладонь к его щеке. Он не отшатывается, – наоборот, замирает. Я сама не понимаю, зачем к нему прикасаюсь и что должно после этого случиться, но чувствую, как внутри меня что-то происходит. Я словно бутон цветка, который открывается навстречу лучам солнца. Мне становится холодно. Шея горит, а правый мизинец пульсирует в одном ритме с сердцем. На глаза от боли наворачиваются слезы. От его боли.
– Рингер! – рявкает Бритва. – Какого черта ты делаешь?
Я передаю свое тепло человеку, к которому прикасаюсь. Я гашу огонь. Я снимаю боль. Я убираю страх. Его дыхание становится ровным, тело расслабляется.
– Боб, – говорю я, – нам действительно надо отсюда убираться.
И через две минуты мы так и делаем.
Когда мы взлетаем, внизу с визгом затормаживает грузовик, из кабины выходит высокий мужчина, его лицо изрезано черными тенями, которые созданы ослепительными прожекторами, но мое зрение усилено, и я вижу глаза. Яркие и пустые, как у той вороны в лесу, только не черные, а голубые. Наверняка это игра света и тени, но мне кажется, что он слегка улыбается.
– Не набирай высоту, – приказываю я Бобу.
– Какой курс?
– На юг.
Вертолет кренится, и земля летит нам навстречу. Я вижу горящий склад боеприпасов, мигалки пожарных машин и рекрутов, копошащихся вокруг, как муравьи. Мы пролетаем над рекой, черная вода искрится в лучах вращающихся прожекторов. Лагерь остался за спиной, теперь он похож на оазис света в пустыне черной зимы. Мы ныряем в темноту и летим в шести футах над верхушками деревьев.