«И как же теперь быть? - зашёл в тупик Багрянородный. - Кого спросить, с кем посоветоваться?» И Константин посмотрел на Елену молящим взглядом.
- Как ты на всё это смотришь, пресветлая? Кому из нас двоих - мне или Лакапину - быть императором? Может быть, и впрямь уступить место твоему отцу, ибо он достойнее меня?
- Не гневи Бога, Багрянородный. Не думаю, чтобы великий доместик счёл себя выше, чем он есть. Конечно, быть кесарем из ста вельмож разве что один откажется, убогий умом и честолюбием. Ты спроси великого доместика сам, погляди в глаза. Ты проницателен и увидишь в них всю правду.
- Утром мы так и поступим. Мы поговорим с глазу на глаз. Знай, моя пресветлая, что я о себе думаю. Мне никогда не быть государственным мужем. Меня влечёт история, сочинительство. И я молю Бога об одном - о том, чтобы твой батюшка был честным и добросовестным соправителем. Я готов поделить с ним трон. И ты меня не суди за подобную уступчивость. Вот проживём с тобой жизнь, и ты узнаешь, какой я на самом деле.
- Божественный, ты меня пугаешь. Ты говоришь, как незрелый отрок. Встань над собой выше. Ты император от Бога, и я знаю, что ты сильный и мужественный.
- Спасибо, преславная. Дай я тебя обниму, и нам пора на супружеское ложе.
Елена прижалась к Багрянородному и замерла. В ней пробуждалась любящая женщина. И где-то в глубине души она призналась себе и согласилась с тем, что сказал о своей личности Багрянородный. Да, он может уступить полтрона её отцу, если тот не потребует большего. «А ведь так и будет. Они на всю жизнь останутся друзьями», - мелькнуло у Елены нечто провидческое. Но завершила она свои умные размышления весьма просто: «Поживём - увидим».
У Романа Лакапина в этот вечер и ночь тоже немало времени ушло на размышления. Он был очень недоволен тем, что какой-то негодяй громовым голосом воскликнул: «Даёшь императора Лакапина!» Это полоснуло его словно ножом по сердцу. Он обозвал того негодяя провокатором и теперь думал о том, как бы не дать какими-то неосторожными словами и действиями повода Багрянородному судить его за посягательство на трон. Он хотел оставаться предельно честным служителем императора. Вместе с тем он сознавал свою силу и способность привести Византию к процветанию, совершить благополучные войны, расширить пределы державы. И он был уверен, что с такими блестящими полководцами, как Иоанн Куркуй и молодой Варда Фока, ему по силам расширить империю до рек Тигра и Евфрата, чтобы там не было непрерывных кровопролитных стычек, не разорялись города и селения южных провинций. Он хотел, чтобы Багрянородный отдал себя без помех нужному сочинительству, писанию истории Византии и других стран. А по-иному, если он будет править империей и урывками прикасаться к любимому делу, у него ничего не получится: останется он посредственным правителем и ещё более посредственным сочинителем. Всё это понимая, Лакапин решил не предпринимать каких-либо действий, чтобы подменить императора.