- Я в твоей власти, Божественная, и нам ничто не мешает отдаться вожделению.
- Ты обязательно запомни эту ночь. Я вижу манящую звезду и покажу её тебе. Ляг на спину, смотри перед собой. Ты видишь небесную синь?
- Я вижу небесную синь.
- Ты видишь сияние звёзд?
- Вижу. Они сулят нам блаженство.
- И ты надо мною. И я тоже вижу звезды. Ты облако, ты во мне. О, как сладко!
- А ты возносишь меня. Мы вместе плывём навстречу заре.
Их шёпот не иссякал, в них накопились неисчерпаемые силы. Они щедро отдавали их друг другу. И уже глубокой ночью, усталые до изнеможения, но счастливые и умиротворённые, нежно ласкаясь, они заговорили вновь. Елена повторила:
- Ты обязательно запомни эту ночь. - И добавила то, чего уже несколько лет ждал Константин: - Был мне божественный знак. Я видела над нами ангела, и он держал в руках наше дитя.
- Я верю, что всё так и будет.
- Ты меня прости за то, что так долго ждёшь наследника. Видно, я не была готова зачать дитя.
- Мы молоды, и у нас всё впереди. И ждать уже не так много осталось: солнечным сентябрём он увидит свет.
Багрянородный говорил уверенно о том, что ныне у них всё завершится благополучно. Но где-то в глубинах души жило не его, а чьё-то чужое сомнение. «Сколько раз за минувшие годы вы тешили себя тем, что «после этой ночи» у вас зародится дитя, - шептало оно. - И знак Божий был многажды. Оказывается, не все божественные предначертания исполняются». - «Исполнятся, - твердил упрямо в ответ Багрянородный. - Мы молоды, и только теперь входим в зрелость».
С такими мыслями утром следующего дня Багрянородный зашёл в покой, где, помимо библиотеки, иногда занимался литературным трудом. Остановившись возле письменного стола, он сразу же обратил свой взор на лежащую на нём камею. Он взял её и подошёл к освещённому зимним солнцем окну. И вдруг, всматриваясь в образ Елены, увидел близ её лица как бы в туманной дымке лик младенца. Константин не поверил себе: почудилось. Но, протерев камею мягкой тканью и присмотревшись, он увидел ещё более чёткое изображение лица мальчика. В груди у Константина всё забушевало от волнения, на лбу выступил пот. Его первым порывом было бежать к супруге и показать ей это чудо. Но он погасил свой порыв и подумал, что этот образ младенца - знак лишь для него, символ будет питать его надежду. Константин положил камею на письменный стол и прикрыл её листом пергамента. Он решил показать камею Елене только после того, как она скажет, что понесла.
Каждый раз, посмотрев на камею и уверившись, что образ младенца не исчезает, Константин боролся с желанием посвятить Елену в нерукотворное чудо. И всё-таки он мужественно воздерживался. Было у Константина также желание увидеть художника Мелитона и спросить его, что произошло с камеей. Он надеялся, что художник подтвердит божественное происхождение образа младенца.