Этой ночью королева привела супругу на память и дерзость его соотечественника, и место, где совершил он преступление, и знатность убитого, и многих влиятельных родичей, каких тот имел при дворе, — все это с тем, чтобы король не преминул сурово покарать преступника, ибо в противном случае может вспыхнуть в королевстве мятеж; а также предупредила она мужа, что это первый его серьезный шаг, который решит, будут ли вассалы любить и почитать своего монарха или же, наоборот, презирать его и ненавидеть. Знал король, насколько права его супруга и сколь необходимо в этом случае явить суровость и непреклонность, но любил он дона Гильена и склонялся в душе к тому, чтобы быть милосердным, рискуя вызвать недовольство, которого сам опасался и о котором его королева предупреждала. Однако же супруге он пообещал осудить преступника по всей строгости закона, не дозволяя любви и признательности отвести карающую десницу.
Друзья узника, дон Уго и Гарсеран, поспешили к нему в башню, но стража преградила им путь, сославшись на то, что король приказал никого к заключенному не впускать; услышав такое, начали они страшиться худшего и решили сейчас, ночью, к королю не идти, а отложить это до утра, ибо, будучи дворянами, приближенными к королевской особе, легко могли они войти к нему в опочивальню: на другой день они поднялись рано, чтобы застать короля в постели и поговорить с ним наедине. Так все и вышло: увидав, что король один, друзья на коленях стали умолять его о снисхождении к дону Гильену: велика его дерзость, и тяжкое совершил он преступление, но слишком уж многим обязан ему король, чтобы судить по всей строгости закона. Король тут же догадался, куда они клонят, пеняя ему тем низким званием, в каком он пребывал и из которого план дона Гильена поднял его до теперешнего; и решил он суровостью обращения с узником, как ранее притворной неблагодарностью по отношению ко всем троим, истощить их терпение и довести до того, чтобы они обнаружили тайну истинного (как им то представлялось) его происхождения; и вот на обращенные к нему просьбы и мольбы о снисхождении и помиловании ответствовал он следующее:
— Столь велик проступок вашего друга и столь тяжким преступлением сочла его королева, да и весь двор, что, если я не покараю его так, как требует того всеобщее негодование, и не велю его казнить, то сомневаюсь, чтобы смог я сохранить свою власть над этим королевством, ибо жители его склонны к смутам и ждут лишь удобного случая, чтобы восстать против меня, чужеземца, и погубить нас всех; это предусмотрел я и взвесил и прошу более не докучать мне просьбами сохранить преступнику жизнь, ибо я пообещал королеве, что через три дня сложит он голову на плахе, на главной площади моей столицы, чтобы смерть его всем прочим послужила уроком, а я приобрел бы расположение моих подданных.