— Ух ты! Вот это да-а!
— Эсесовцы, наверно!
— Эсесовцы черными были!
— Черными и страшными!
— И с черепками ходили!
— С черепами, салага!
— Солдаты СС были в сером, а в черном — офицеры СС!
— И красивыми были, когда маршировали просто так!
— Ага, когда были в касках и с автоматами!
— И страшными были, когда партизана вешали на Доске почета!
— Ух, да! В майке драной стоял партизан, а руки завязаны сзади!
— Да! Он стоял как герой Советского Союза!
— А морозяка был какой!..
— А немцы в бабьих платках и в тряпках закутаны были.
— А партизан босый стоял на бочке железной!
— Да! И бочка к ногам прилипла, когда машина отъехала!
— «Прилипла». Примерзла! Салага!
— А тот партизан был Витя Кононов с Харитоновской улицы!
— Витю Кононова немцы на земле распяли!
— А ты-то откуда знаешь?
— А нам Антонина Васильевна еще в первом классе рассказывала!
— А нам бабушка рассказывала!
— Бабушка…
— А может, эти немцы ненастоящие!
— Или какие-нибудь французы из двенадцатого года!
— Ага! Шведы из-под Полтавы!
— А может, это, как радио сказало, — военные преступники?
— Нашел преступников! Гляди, доходяги какие!
— А кто ж они теперь?
— Да никто! Просто пленные фрицы…
Из-под горки накатом медленным поднимается в улицу сыпанина шагов, и колонна понурых людей в грязно-серой одежде форменной путь свой топчет самодельными обутками.
Это их деревянные подошвы выбивают на булыжниках дороги такой мрачный и чуждый слуху, непостижимой грусти клекот. И унылый этот клекот над колонной висит их общим жребием.
Сквозь решетку калитки чугунной глядит на немцев мальчик лет восьми.
— Бабуля, — шепчет он старушке сухонькой, — это фашисты те самые?
— Да какие это фашисты, — вздыхает бабушка Настя. — Несчастные люди.
— А фашисты где?
— Ну, дак война ж закончилась, и нету их.
— Совсем-совсем нету? А куда ж они делись, бабуля? Столько фашистов было! Целая Германия фашистов была, а теперь сразу нету!.. А еще там были немецко-фашистские захватчики. А эти куда подевались?..
Бабушка Настя молчит.
А мальчик, притихнув, взглядом из прошлого смотрит на немцев теперешних. Их понурое смирение ему обманом кажется, очередной коварной хитростью этих пришлых, не наших людей, имя которым было — фашисты!
Сквозь нестройный, рассыпанный шаг слышит мальчик из прошлого грохот проходивших тут полчищ. Их ревущие пасти моторов, гусеницы и колеса сотрясали тогда эту вот мостовую, стекла, и стены, и души людей!