Направляясь к выходу, я заглянул в кабинет и бегло просмотрел бумаги, лежавшие на столе. Почта за пятницу не содержала ничего срочного. В нашем памятном блокноте и на календаре не было никаких пометок, которые могли хотя бы намекнуть на дела, которые Вульф в моё отсутствие вёл с Солом. Но в сейфе я кое-что обнаружил. И это говорило о том, что Вульф занимался совсем не обычной домашней работенкой. Я открыл сейф, потому что хотел позаимствовать оттуда небольшую сумму. Один из его ящиков был разделен пополам перегородкой. В правой части лежали деньги, предназначенные на мелкие расходы, в левой – на непредвиденные.
Забрав пять банкнотов по двадцать долларов, я заметил слева какой-то листок бумаги и взял его посмотреть. На листе аккуратным почерком Вульфа было написано: «с.27; 2000 л.Н.р.».
Согласно давно установленному порядку, в левой половине ящика всегда должно быть не менее пяти тысяч долларов. Беглый взгляд подсказал мне, что эта сумма претерпела значительные изменения. Теперь здесь недоставало двух тысяч. Это был очень интересный факт, настолько интересный, что я даже забыл сказать Фрицу «до свидания». Но он услышал, как я вышел из кабинета, и направился вниз, следом за мной, чтобы набросить цепочку.
Я сказал, что он может информировать Вульфа о моем раннем завтраке, но не больше.
Возвращаясь в такси на Леонард-стрит, я пытался решить, зачем Солу две тысячи долларов. Я старался вселить в себя надежду, что дело это не касается Присциллы Идз.
Я перебрал целый ряд вариантов задания Солу, начиная с поездки в Венесуэлу для проверки Эрика Хафа и кончая подкупом Эндрю Фомоза, с тем чтобы выведать у него сведения о том, что говорила ему жена. Но ни одну из этих догадок я не принял.
Пять часов, как я уже сказал, я все же поспал: в пятницу, с пяти до десяти часов утра, на старом, совершенно продавленном диване.
Я мог бы дать отчёт и о сотне других дел, в которых принимал участие в течение моей работы с полицией, но не вижу, какую это могло бы принести пользу.
Я пытался разрешить много вопросов. На Двадцать девятой улице, на Леонард-стрит и на Сентер-стрит.
Я прочёл множество рапортов и различных документов. Большую часть воскресенья я провел в полицейской машине с водителем в форме. Сам комиссар выдал мне предписание проверить длинный ряд людей, которые так или иначе были связаны хотя бы с одним подозреваемым.
Вернувшись на Двадцатую улицу в воскресенье около полуночи, я намеревался было уже отправиться на повторное свидание с тем прекрасным диваном, на котором уже однажды спал, но ничего из этого не вышло.