Глава
4
Она не
знала,
сколько
прошло
времени, с
тех пор, как
ее бросили на
холодный,
усыпанный
соломой
каменный пол
темницы,
располагающейся
в подвале
замка. Здесь
не было окон,
и девушка
была лишена
возможности
считать рассветы.
Несколько
недель,
может, даже
месяц, но
судя по
ночной стуже,
февральская
прохлада уже
ворвалась в
эти суровые
края. Ей не приносили
свечей, и
кромешная
тьма окружала
Элизабет
постоянно, за
исключением
кратких
минут, когда
ей приносили
еду. Но даже нескольких
мгновений в
тусклом
освещении ей
хватало,
чтобы душа ее
наполнилась
ужасом от
страшного и
омерзительного
вида своей обители.
С момента ее
заключения
солома в крохотном
пропахшем
мочой и
экскрементами
помещении не
менялась,
иногда ей
бросали пучок
свежей, но
она вся шла
на
импровизированное
ложе, так как
спальное
место в
тюрьме не было
предусмотрено.
Ведро, в
которое ей
приходилось
справлять
нужду, не
выносили по
нескольку
дней, и
поэтому вонь
в темнице
стояла
жуткая, но
Элизабет уже
ничего не
чувствовала.
Волосы
девушки, не
мытые и
непричесанные
кишили вшами,
кожа
чесалась и
зудела от
грязи и
укусов блох.
Но больше
всего ее пугали
крысы, чей
писк она
слышала
постоянно.
Все вокруг
было в помете
этих
отвратительных
существ, и
Элизабет
приходилось
оставлять им
часть своей
скудной пищи
из боязни,
что,
оголодав,
мохнатые
чудовища
набросятся
на нее. Днем в
темнице
стояла
гробовая тишина,
за
исключением
шороха и
писка крыс,
но ночью она
слышала
стоны и
завывания
пленников из
других камер.
Кто-то
проклинал
судьбу,
кто-то
призывал
смерть и
молил Бога о
спасении или
покаянии, но
большинство
просто
по-звериному
выли, потеряв
рассудок от
нечеловеческих
условий, в
которых их
содержали.
Определить
время суток в
кромешной
тьме было
сложно, но
Элизабет
понимала, что
именно ночью
на человека
накатывает
особенное
отчаянье и
безысходность.
Для нее все
смешалось,
время словно
совершило
скачок и замерло
в одном
мгновении.
Неумолимые
боль, ужас,
страх,
одиночество,
холод,
зловоние, человеческое
отчаянье и
вопли
сумасшедших
за стеной и
никакого
выхода из
них, ни единого
луча надежды.
Элизабет
почти
перестала
верить, что
ее, вообще,
кто-то ищет.
Она умрет
здесь, и ее
похоронят в
безымянной
могиле за
воротами
замка, или
выбросят в
ров, словно
мусор. И
девушка так
никогда и не
узнает, почему?
За что судьба
так жестоко
разбила ее
жизнь. Самое
ужасное
заключалось в
том, что
скоро, совсем
скоро она
перестанет
задавать
себе
подобные
вопросы, ее
мысли уже
принимали
странный,
пугающий
оборот, улетали
куда-то
далеко, и
Элизабет не
могла с
уверенностью
припомнить, о
чем думала несколько
секунд назад.
Ее разум
отключался, засыпал,
погружаясь в
пучину
безумия, закрываясь
стеной
безмолвия от
ужасов,
поджидающих
ее в реальной
жизни.
Прижимаясь
спиной к
холодной
влажной
стене, она
часами сидела
без движения,
испытывая
непреодолимое
желание
биться
головой о
стену, пока
не настанет
конец ее
мучениям. И
только
католические
убеждения
удерживали
ее от
самоубийства.
Ад и по ту
сторону
жизни
страшил ее.
Смерть
должна была
принести
долгожданное
освобождение,
а не новую
боль. Иногда
она произносила
слова, чтобы
вспомнить,
как звучит ее
голос, но не
узнавала его
в хриплых
сиплых звуках,
вырывающихся
из
простуженных
легких.