Бейдр посмотрел на свояка. Это был коренастый, полноватый молодой человек, чей отец нажил состояние на ростовщичестве и теперь владел одним из крупнейших банков Бейрута.
— Значит, вы ведете дела с еврейскими банками? — спросил он.
Ужас отразился на лице Салаха.
— Нет, конечно, — парировал он сухо. — Мы имеем дело лишь с самыми крупными банками — Американским, Первым Национальным и Чейзбанком.
— Они разве не еврейские? — удивленно осведомился Бейдр.
Боковым зрением он видел, что отец улыбается.
— Нет, — мрачно ответил Салах. — Однако это не значит, что не стали бы, будь у них возможность.
— Но Америка все же — произраильская, — заметил Самир.
Бейдр кивнул.
— Верно.
— А почему так?
— Вам надо попытаться понять ментальность американцев. Они питают сочувствие к слабому. Израиль с большим успехом играл на этом — сперва против британцев, теперь против нас.
— Как мы можем это изменить?
— Очень просто, — сказал Бейдр. — Нужно лишь оставить Израиль в покое. Это ведь всего лишь узкая полоска земли посреди наших стран, не более чем блоха на спине слона. Какое зло могут они нам причинить?
— Они не останутся навсегда блохой, — возразил Салах. — Беженцы со всех концов Европы едут туда тысячами. Самые подонки. Они не будут довольны тем, что у них есть. Еврей всегда хочет все.
— Нам это пока не известно, — добавил Бейдр. — Возможно, если бы мы отнеслись к ним по-братски и работали бы с ними вместе на благо наших стран, помогали, а не противостояли им, то и узнали бы о них кое-что другое. В древности говорили, что могучий меч может свалить дуб одним ударом, но не может рассечь плавающий в воздухе шелковый шарф.
— Боюсь, теперь уже поздно говорить об этом, — сказал Салах. — Крики наших братьев, стонущих под их игом, раздирают наши души.
Бейдр поежился.
— Америка об этом не знает. Она знает лишь то, что малый народ, крохотный народ в миллион человек живет посреди враждебного ему мира, который превышает его числом в сто раз.
Самир согласно покивал.
— Много есть такого, над чем следует подумать. Проблема очень сложная.
— Да не сложная она! — резко возразил Салах. — Попомните мои слова, со временем все вы увидите, что я был прав. И тогда мы объединимся, чтобы уничтожить их.
Самир посмотрел на другого своего зятя.
— А что ты об этом думаешь, Омар?
Молодой врач смущенно закашлялся. Он был неимоверно застенчив.
— Я не политик, — сказал он. — Потому я в самом деле не задумываюсь над этими вещами. В университетах Англии и Франции, где я учился, было много профессоров евреев. Они были хорошие врачи и хорошие учителя.