Становилось холодно. Мальчик подумал, что зима придет раньше, чем он надеялся.
«Я могу подойти, постучать в дверь. Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Тогда из-под избушки высунутся куриные лапы, она повернется, и я войду».
Но он не стал перебегать заброшенный сад, не стал стучать в дверь…
Вскоре до слуха мальчика донесся звук приближающихся шагов.
— Ты идешь домой или нет?
Слова звучали приглушенно. Они, подобно снежинкам, обрушились на землю, срывая листву с деревьев. Эти слова-снежинки залепили мальчику лицо, слово желая создать новую кожу — белую, оледенелую, непроницаемую, губительную для всего хорошего в нем.
Мальчик повернул голову и увидел темную, скособоченную фигуру деда.
Старик говорил о каком-то доме, но мальчик думал лишь о сучковатых ветвях и дьявольских деревьях с лицами мертвых людей на коре.
Мальчик кивнул, но когда он повернулся, чтобы уйти, старик уже исчез. Бросив последний взгляд на темный фасад дома, мальчик сделал шаг назад, как вдруг наверху вспыхнул квадратик света. Новые хозяева, должно быть, отремонтировали трухлявую лестницу, ведущую на второй этаж… Потом он заметил тень в окне, но сразу не смог определить, кто это — мужчина, женщина или девочка. Только когда занавеску отодвинули, он в казавшемся неестественно ярким свете увидел…
Девочка.
Широко распахнув окно, она высунулась наружу, словно решив полной грудью вдохнуть запах приближающейся зимы. Прическа у нее была такой же, как у матери: светлые вьющиеся волосы собраны сзади, непослушные пряди спадают на плечи. Тьма скрывала черты ее лица, но, когда девочка повернулась в профиль, мальчик смог разглядеть ее почти ангельскую привлекательность, повторяющую красоту матери. Одета девочка была в пижаму со звездочками.
Откуда-то из глубины дома послышалось:
— Лена, закрой окно!
— Я закрываю, мама.
— Не напусти в дом холода!
Мальчик не шевелился, пока окно не закрыли, занавеску не задернули, а свет не выключили.
Лена… Это слово имело тысячи оттенков. Девочку зовут Лена.
* * *
Расположились они недалеко от просеки. Утром первым поднялся мальчик. Он развел костер и положил на раскаленный камень каштаны.
С первыми проблесками рассвета проснулся дед.
— Не стоило вскакивать так рано, внучок.
— Я о тебе забочусь.
Старик принялся за жареные каштаны. Еда оказала на него благотворное действие: синюшная кожа лица приняла вполне живой вид, а темные глаза засверкали искорками жизни.
— Я сам могу о себе позаботиться.
Мальчик не хотел задумываться над тем, что прячется за реакцией деда.
— Мы так долго не протянем, деда. Нам нужно жилье.