Теперь Слав, приглядываясь к латинянам, видел, как беззастенчиво они помыкают его людьми. С брезгливостью смотрел он, как жадно уничтожают они все, что подают к столу, как без меры пьют ароматные болгарские вина. И он до сих пор терпел все это?! Страсть к обогащению, к чужому добру сеньора де Бова, например, раздражала даже латинян, особенно бывшего исповедника Изабеллы, патера Гонория. Из-за обоюдной неприязни они постоянно клеветали друг на друга. Слав, купавшийся в счастье, до поры до времени не обращал внимания на их распри. Но после смерти жены он во всем разобрался и однажды заговорил об этом со Звездицей. Тот предложил использовать их вражду для общего блага.
— Как? — спросил деспот.
По мнению Звездицы, сеньор де Бов не преминет донести императору об изменившемся отношении Слава к латинянам. Поэтому не мешает заручиться поддержкой и благоволением патера, которые можно снискать добрыми словами о его неземной мудрости, а для верности подарить божьему служителю золотой крест. Император, полагал Звездица, станет проверять жалобы и наговоры сеньора только через патера Гонория, и тот обязательно их опровергнет. А в Константинополе больше верят церковникам, чем меченосцам.
Все так и произошло…
А сейчас Звездица ломал голову над тем, что он скажет Славу, если тот спросит, какой же ответ дать послам царя Асеня? Но разве сам Слав не мечтал о единстве государства Калояна, о его могуществе? Нет, Иван Звездица никогда не откажется от того, за что боролся всю жизнь. Он так и скажет деспоту: надо возвращаться под десницу законного царя Болгарии.
7
Затерянный среди гор Мельник чем-то напоминал болгарскую столицу. Дома его лепились по склонам и сопкам точно так же, как в Тырново, с выступов и балконов так же свисали красноватые гроздья цветов. И только караваны верблюдов, то и дело проплывающих по узким улочкам, нарушали сходство между двумя городами. Высоко подняв маленькие головы, верблюды вышагивали неторопливо, покачиваясь и вздыхая, словно усталые путники. Свисающие по их бокам тяжелые, наполненные знаменитым мельникским вином мехи пестрели яркими коврами и накидками.
В тесных торговых рядах купцы выставляли свои лучшие товары. На старых платанах, росших вдоль берега реки, развешивались разноцветные сафьяновые кожи, тяжелые попоны для коней, тут же продавались хомуты и дуги. Город напоминал огромный базар, втиснутый между крутыми склонами, замыкавшимися крепкой каменной стеной. Две башни возвышались по обеим сторонам городских ворот.
«Здесь продается все», — несколько лет тому назад сказал сеньор де Бов, впервые приехав в Мельник. И Слав долго думал, не было ли в этих словах скрытого умысла. Если бы сеньор де Бов стараниями патера Гонория не был отозван в Константинополь, ему бы несдобровать: Слав, встречая его, приходил в бешенство. Вместо де Бова в Мельнике объявился некий Вольдемар Замойски, набожный и скромный человек. Мечтой его было оставить после себя на земле хотя бы одну церковь. Мельник пленил его своей красотой; он решил, что заветную церковь построит именно здесь. И вскоре выбрал место, пригласил мастеров-каменотесов из Дебра