– Ну і де твій міліціонер?! – крикнул он, демонстрируя, что смертельно оскорблён старухой Клавой. – Де?![108]
– А вот где! – показала театральным жестом на дверь старуха Клава.
Лицо её было вдохновленным и горело праведным светом. В кафе вошёл милиционер в куртке защитного цвета с капюшоном, на бедре скромно болтался пистолетик.
Милиционер, не обращая ни на кого внимания, подошёл к стойке и сказал:
– У меня двадцатка с копейками, налей мне вот… – он поводил пальцем бутылкам, – вот этого. Сколько выйдет?
– Сто пятьдесят три грамма, – в пику старухе сказал бармен.
– Для ровного счёта, налей сто пятьдесят, а три оставь себе.
– Давай, за нас счёт сто шестьдесят?
Кафе нервно ахнуло.
– Нет, мне лишнего не надо, – грубо ответил милиционер, который оказался честным человеком даже в таких мелочах.
Только после этого он обратил внимание, что все с напряжением смотрят на него.
– Что?! – спросил он. – Что?! Я голый или у меня ширинка не застегнута?!
Его пальцы с армейской естественностью сыграли на ширинке короткое глиссандо.
– Да нет, – ответили ему радостно хором, – просто мы на вас поспорили!
– Поспорили, что? – удивился он и провёл той же ладонью по «ежику» на голове.
Справа от макушки у него темнел плохо залеченный ожог.
– Вот эта добропорядочная женщина, – объяснили ему, – сказала, что если вы закажете ровно сто пятьдесят граммов конька и если из Киева вынесут гроб, то война закончится!
– Не может быть! – рефлекторно воскликнул милиционер. – Что, всё так просто?! – С его лица сошла краска: – Меня хотели на фронт отправить… Форму выдали… Получается, я поеду домой?!
– Да, представьте себе! Теперь не заберут! – обнадёжили его хором.
– Стоп, стоп, стоп! – закричал бандерлог, который не хотел сдаваться. – А який коньяк ви п'єте?..[109]
Снова наступила напряженная тишина. Всё ощутили разочарование от того, что из-за какой-то ерунды пророчество старухи Клавы может и не сбыться и мобилизация может продолжиться до последнего киевлянина. Негоже умирать там, где тебя не ждут! Негоже умирать за олигархов! Негоже умирать за бандеровщину и за другую сволочь, которая засела за океаном и не даёт обещанных денег.
– Как ты всем, пацан, надоел! – закричали все, кроме двух девушек и милиционера, которые не были в курсе дела.
– Что ты мне налил? – оборотился к бармену милиционер.
Раздосадованный бармен шмыгнул носом и непозволительно долго задержал паузу.
– Ну говори![110] – потребовал бандерлог, которому издалека не было видно, из какой бутылки наливал бармен.
– «Коктебель», – удручённо ответил бармен.
Раздались аплодисменты. Старуха Клава встала и театрально раскланялась: