— Ты права. Думаешь, они меня уволят, когда узнают, кто отец Сьюзи?
Ханна удивленно посмотрела на Луэнну.
— Они взяли тебя на работу, хотя вообще не знали, кто ее отец. Какая теперь разница?
— То есть ты думаешь, что им все равно?
— Вот уж кому не все равно, так это им. Скорее всего, они еще все уши тебе прожужжат, чтобы ты переехала жить к Нетти.
— Потому что она теперь одна? — погрустнев, спросила Луэнна.
— Нет, потому что, если ты станешь жить в городе, ты сможешь заканчивать работу позже.
На следующее утро Ханна проснулась от призывного мурлыканья. Оно становилось все громче, и, разлепив веки, Ханна увидела два желтых глаза, внимательно смотревшие на нее из утренних сумерек.
— Ладно, уже встаю, — Ханна со стоном села в постели и протянула руку, чтобы отключить будильник, сию секунду готовый зазвенеть. Мойше часто будил ее перед самым звонком, и она нисколько не возражала. Просыпаться под мелодичное мурлыканье гораздо приятнее, чем под пронзительный электронный писк.
Сунув ноги в отороченные мехом мокасины, Ханна побрела в кухню.
— Мойше, иди сюда, — позвала она. — Сегодня утром боевые действия отменяются. Я должна восстановить подорванные силы. Так что я просто насыплю тебе того, что ты хочешь.
Вчера вечером, зная, что поступает неправильно, Ханна сдалась и накормила Мойше его любимым кормом для котят. Совет номер шесть не сработал, так же как и предыдущие пять. Согласно брошюре, нужно было взять банку с консервированным тунцом, слить жидкость и окропить ею миску с кормом. На минуту Ханна решила, что дело в шляпе, потому что Мойше бросился к миске и с аппетитом принялся слизывать капельки сока с сухого корма. К несчастью, этим все и закончилось. Приглядевшись, Ханна увидела, что Мойше старательно слизал соус, а кусочки корма остались в миске нетронутыми.
Сварился кофе, и Ханна налила себе. Сделав глоток побольше, чтобы окончательно проснуться, она достала из хозяйственного шкафа еду для Мойше. Когда кот был накормлен и напоен, Ханна не спеша допила кофе, торопливо приняла душ и оделась.
Ханна часто хвалилась, что может собраться на работу на автопилоте, чуть ли не с закрытыми глазами. Это утро не стало исключением. Когда через пятнадцать минут Ханна вернулась в кухню, глаза ее были широко открыты навстречу новому рабочему дню, волосы высушены, а сама она была одета в подходящие джинсы и майку с длинными рукавами, с надписью «Живи — и не забывай про шоколад».
Миска Мойше была пуста. Ханна снова доверху ее наполнила и присела к столу, чтобы выпить еще кофе и просмотреть записи в своей, как она ее называла, «книге преступлений» — в блокноте в зеленую линейку, который она всюду носила с собой. Он ничем не отличался от десятка блокнотов, что валялись в ее квартире. В «Корзине печенья» тоже лежало несколько блокнотов — в кухне, кладовой, в еще одной кладовой и в кофейне. Возможно, это был результат влияния километров бумаги, что она исписала на лекциях в колледже, но Ханна была уверена: не иметь при себе бумаги с ручкой — преступление куда более тяжкое, чем заменить при замешивании теста сливочное масло на маргарин.