Когда они пришли в театр и пробились к каким-то местам, там уже царили дикие страсти. Алипий закрыл глаза и запретил своему духу отдаваться греховному безобразию. Ах, если бы он себе заткнул и уши! Ибо, когда в один из моментов боя на него вдруг обрушился вой всей собравшейся в амфитеатре толпы, он открыл глаза, сражённый любопытством, будто бы он был защищён против него так, что и взгляд, брошенный на арену, не мог ничего ему сделать, а сам же он всегда был способен сдерживать свои чувства. И тогда душе его была нанесена более глубокая рана, чем телу того, на кого он хотел глянуть, и он пал ниже, чем тот, падение которого вызвало этот вой. Дух его давно был уже готов к этому поражению и падению, он был скорее дерзок, чем силён, и тем бессильнее он проявил себя там, где хотел бы более всего надеяться на себя. Ибо только он увидел кровь, как тут же вдохнул в себя дикую жестокость и не мог уже оторвать взгляда и, словно заворожённый, смотрел на арену и наслаждался диким удовольствием и не знал этого и упивался с кровожадным наслаждением безобразной этой борьбой.
Нет, он был уже не тот, каким был, когда пришёл сюда; он стал одним из толпы, с которой смешался, он стал истинным товарищем тех, кто притащил его сюда. Нужно ли ещё говорить? Он смотрел, кричал, пылал, оттуда он взял с собой заразившее его безумие, он приходил вновь и вновь и не только вместе с теми, кто когда-то привёл его сюда, но и раньше их, увлекая других за собой».
Так при виде смертельного боя гладиаторов пьянела толпа.
Что же чувствовали перед выходом на арену сами приговорённые к смерти?..
Сквозь мрачные тучи пробиралась луна, неровно освещая арки Колизея; на первом этаже я насчитал их ровно восемьдесят, столько же их было и на втором этаже, и на третьем, но четвёртый этаж (последний) представлял собой сплошную деревянную стену, правда, разрушенную во многих местах, так же как многие арки, колонны и мраморные сиденья на других этажах.
Проводник говорил, что Колизей вмещал пятьдесят тысяч зрителей, что стоит он на месте бывшего парка Золотого дома Нерона, именно там, где раньше находился пруд, перед тем осушенный и засыпанный, и что своими размерами превышает все предыдущие и последующие строения в Риме. А построен он в I веке римскими императорами Веспасианом и Титом.
Чтобы быстрее достроить Колизей (народ требовал наряду с хлебом и зрелищ), Тит, разрушивший Иерусалим, пригнал десятки тысяч пленных иудеев. На строительстве, кроме кирпичей, применялся и твёрдый травертинский известняк, добываемый неподалёку от Рима. Пленные иудеи и расширили до двенадцати локтей дорогу, по которой доставлялись из каменоломни огромные глыбы. Рабов и пленных погибло на сооружении амфитеатра — не счесть!