* * *
Братья Микулины оказались бесцветными, чахлыми существами, похожими на друг друга как две капли воды, к тому же ещё одинаково одетыми, несомненно, обладающие коллективным разумом, потому что двигались, разговаривали, а самое главное – поворачивали головы абсолютно синхронно. Думали они, наверное, тоже синхронно, но это было неважно.
– Тебя как зовут? – спросил Цветаев того, который стоял слева.
– Рем, – повернул он голову, и его брат повернул голову точно так же.
– А тебя?
– Ромул, – и кивнул точно так же, как и его брат.
– Вы что, сговорились?! – едва сдержался Цветаев.
Ему даже показалось, что над ним молча потешаются.
– Ні. Батьки так назвали, – потупились они, – на честь цього самого… міста Риму[133]. – Честное слово… – добавили по-русски, и в их словах прозвучала слезная просьба не акцентировать внимания на именах, ведь имён, как и родителей, не выбирают. Они есть, или их нет.
– Ну вы даёте! – всё равно возмутился Цветаев. – Как я буду вас различать?
– Я Рем, у меня родинка за ухом немного меньше, чем у Ромула.
– Покажите! – потребовал Цветаев, словно это было действительно важным.
Показали. Действительно, у Ромула родинка была чуть больше, чем у Рема. Цветаев постарел лет на сто. Он оглянулся за помощью, но Пророка и след простыл. Скотина, решил Цветаев.
– А в бою, как будем различаться? Я же вашу родинку не увижу.
– Мы решили, – сказал то ли Ромул, то ли Рем, – одеться по-разному.
– Ну слава богу! – воскликнул в сердцах Цветаев и убежал искать Пророка чуть суетливее, чем надо в таких случаях.
Пророк скрывался в самом крайнем домике за грудой матрасов. Зная его привычки к укромным местам, вычислить его не составило труда.
Цветаев вошёл. Пророк нервно курил, не поднимая глаз.
– Старик, ты что со мной делаешь? – спросил Цветаев.
Окна в домике, как впрочем, и во всех других, были выбиты, свежий голосеевоский воздух напоминал о лете и о несбывшемся счастье. Это была ещё одна тайная база – заброшенный, старый-старый пионерский лагерь, в котором всё сгнило до такой степени, что валилось на голову. Устоял лишь центральный дом, похожий на дворянскую усадьбу. Если бы не острая необходимость, разве Пророк притащил бы Цветаева сюда, и всё из-за своих дурацких принципов конспирации. Не везти же братьев Микулиных на явку, нарушая принципы Пророка?
Дорожка, утопающая в цветах, терялась в низине, и Цветаеву на одно короткое мгновение захотелось плюнуть на всё и убежать туда: в холмы, перелески и забыть о рукоблудной войне. Он подумал о жене, о том, как любит её, и решил, что надо быстрее возвращаться домой, засиделись они в этом постылом Киеве.