— Налево, что ли? — спросил он коменданта.
Комендант неторопливо отозвался:
— Там у пули спросишь.
Турка закрутил ус, встал и засмеялся.
— Она, братишка, только свистит без толку: у ней ответа не добьешься.
Покрутил еще усы, затуманился.
— Эх, усов жалко. Десять лет растил-холил, — и повернулся к Евгению Павловичу.
По всему облику генерала почувствовал его мучительную тоску и ободрительно потрепал по плечу:
— Не горюйте, папаша: все там будем. А вот примите от меня, извините, на память, от чистого сердца. Так, в кармане завалялось… Нам ни к чему.
Он вынул и сунул в руку Евгению Павловичу маленький, тускло блеснувший желтым, тяжелый предмет и, наклонившись к генералу, внезапно поцеловал его в губы. От усов Турки почему-то пахло ванилью.
— Простите, папаша, ежели словом обидел.
Евгений Павлович не мог поглядеть в глаза налетчику и стоял понурившись, сжимая в левой ладони подарок.
Турку увели. Евгений Павлович разжал ладонь и увидел в ней маленькое резное изображение Будды, монгольский бурханчик. Будда сидел, поджав тоненькие ножки, держа в руке змею, и бессмысленно-мудро улыбался. По весу и мягкому блеску металла генерал понял, что бурхан золотой.
Евгений Павлович вздохнул, положил бурханчик в боковой карман тужурки и залез под одеяло. В тишине камеры ему по временам чудились отдаленные выстрелы, и он вздрагивал сквозь дрему.
Рано утром приехала комиссия из чека. В комендантскую принесли списки арестованных и поодиночке начали вызывать. В двенадцатом часу в комнату комиссии попал Евгений Павлович.
За комендантским столом сидели трое: один — седеющий грузин. В его орбитах шало метались, синея белками, горячие южные глаза. Он поднял голову от бумаг, уставился на Евгения Павловича.
— Фамылия? — спросил он коротко, словно рванул холст.
— Адамов.
— Чын в старой армии?
— Генерал-майор, профессор Военно-юридической академии.
— Прокурором в военном суде были?
Был два года.
Сидевший справа щупленький блондинчик, по лицу которого нельзя было никак определить его возраста (можно было с равным успехом дать ему и девятнадцать лет и сорок), сощурился и вмешался в допрос:
— Ваша фамилия Адамов?
— Так точно, — по-солдатски ответил Евгений Павлович.
— Скажите, если мне не изменяет память, в тысяча девятьсот пятом в Севастополе был военный прокурор Адамов. Какое отношение к нему вы имеете?
— Это я, — ответил генерал.
Блондинчик перегнулся к грузину и что-то зашептал. Грузин повел синевой белков, сердито махнул рукой и сказал:
— Пачыму сразу нэ заявылы?
— О чем? — удивился Евгений Павлович.
— Что значыт — о чем? О том, что Адамов.