— Как к себе? Вы, верно, этажом ошиблись? Тут мы живем.
— Нет, я не ошибся, — возразил Евгений Павлович и показал на привинченную к двери медную дощечку. Ее еще не сняли, и на ее позеленелой поверхности чернела надпись: «Евгений Павлович Адамов».
— Я и есть Адамов, — сказал генерал, — так что ошибки не может быть.
— Ничего не понимаю, — сказала женщина и вдруг, догадавшись, всплеснула крепкими и пухлыми руками. — Ах, так это вы!..
Она вылилась в сконфуженную и потерянную улыбку.
— Вы, значит, и есть тот самый генерал, который… — Она не договорила и каким-то смятым голосом сказала: — Так вам нужно будет поговорить с председателем домкомбеда. Ведь вашу квартиру заняли.
— Да, я слышал об этом, — ответил Евгений Павлович, вертя пуговицу шинели. — Но как же это?.. Я не понимаю… Ведь я же должен где-нибудь жить?
— Так видите ли… в домкомбеде, собственно, думали, что вы… — Женщина запнулась и тревожно покраснела. — Впрочем, правда, я не сумею вам объяснить всего. Вы в самом деле лучше поговорите с председателем.
— Хорошо, я пойду к нему, — ответил генерал и повернулся, чтобы спуститься вниз: квартира председателя дом-комбеда находилась в прежнее время на втором дворе.
— Так куда же вы идете? — спросила женщина. — Домкомбед живет теперь тут же, в этой квартире. Он переехал вместе с нами. Вы заходите, он как раз сейчас дома, — сказала она, отступая вглубь и пропуская Евгения Павловича в переднюю.
— Идите прямо. Расположение знаете? Домкомбед в бывшем кабинете и столовой поместился, — обронила женщина и покачала головой с соболезнующим лукавством.
«Вот так штука!» — говорила вся ее фигура.
Евгений Павлович неуверенно и на цыпочках прошел по тому самому коридору, по которому много лет ходил полным хозяином, и постучал в филенку своего кабинета.
— Ну, входите, — донесся до него голос.
Евгений Павлович вошел.
Первое, что бросилось ему в глаза, были подошвы сапог, задранных на обочину дивана. На середине каждой подошвы была круглая дырка. Подошвы медленно шевелились, шлепая одна о другую краями. К сапогам были прикреплены ноги, к ногам туловище, к туловищу голова. Во рту головы дымилась папироса. Сквозь дым лежащий на диване не видел вошедшего, и, не меняя позы, лениво спросил:
— Ну, кто? Что надо?
— Это я, — робко сказал генерал, — я, Евгений Павлович.
Подошвы вскинулись в воздух. Лежавший вскочил и несколько секунд молча и в полном остолбенении смотрел на генерала.
— Вы?.. Вы?.. Вы? — наконец троекратно повторил он таким тоном, словно хотел сказать: «Сгинь, сгинь, рассыпься!»
— Да… Меня выпустили, — несмело промямлил Евгений Павлович так, будто он совершил какой-то непристойный поступок и извинялся за него.