Душевные терзания Красного Волка закончились тем, что он мешком плюхнулся на перинообразную поверхность облака и позволил себе немного расслабиться, уткнувшись мордой в облачное молоко. Заставить его в эти мгновения посмотреть вниз не смогли бы никакие силы.
Так продолжалось целых полчаса. А потом Волк почувствовал себя если не настоящим профессионалом-погонщиком облаков, то уж точно — специалистом в этом нелегком деле! А еще через час всех троих облаконавтов связывала такая прочная дружба, что стороннего наблюдателя взяла бы оторопь, если бы таковой оказался поблизости!
Разобравшись с помощью Дрона, как управлять непростым воздушным хозяйством, Красный Волк упросил-таки облакопрогонника продемонстрировать в действии все его искусство. Дрон не возражал:
— А чего? Я завсегда хорошим э-э-э… божьим тварям рад помочь! Чего спытать желаете?
— Град можно? — робко попросил Ухоня. — Я еще ни разу в жизни града не видел!
— Можно и град, — согласился Дрон. — Только на земле его смотреть повеселее будет!
— Это ничего — и там и там успею!
— Ну, тогда гляди!..
И Дрон начал ловко орудовать гигантскими цепями, перемалывая ими глыбы голубого льда. Когда огромная гора градин небольшой величины была готова, облако под ней словно протаяло, и градины, подхваченные налетевшим порывом ветра, посыпались на лес, поле, речку. Ухоню словно этим же порывом ветра сдуло! Вернулся он через некоторое время мокрый и счастливый.
Красному Волку затея пришлась по душе, и он попросил разрешения поучаствовать в ледяном созидательном труде.
— Только смотри — растирай лед хорошенько, иначе градины разного размера получатся. А за это от Небесной Канцелярии и схлопотать недолго!
— Не подведу!
Однако работать волчьими лапами было несподручно — градины получались неровные и разномастные. Дрон безапелляционно забраковал весь его труд и, растопив градины, выплеснул их коротким слепым дождем на какое-то поле. Красный Волк особенно не расстроился, потому что облакогонитель уже объяснял ему, как с помощью радуги закачивать в тучи воду, а потом проливать ее на землю веселым летним ливнем. Потом они учились сбивать туман в тучи. Потом… Потом они просто сидели на краю облака, и Дрон рассказывал им про свою нелегкую жизнь… там, на земле…
— Рыбарь я, вот через труд этот и пострадал. Годов уж тому двадцать будет. На Ульме-озере дело было. Так-то озерцо спокойное, но норовистое. Если на середину вышел, — зри и сушу вдалеке, и небо над головой, и воду неспокойную под челноком! А не то — беда! А был у меня в учениках Васютка, сиротинка круглая — как галька на памятном Ульме-озере. Вот с ним-то мы и промышляли. Не богато, конечно, но на жизнь хватало… А в тот памятный день улов у нас был славный, да и озеро спокойное. Мы уже почти невод-то весь выбрали, а тут Васютка чегой-то потянул неровно — и бултых в воду! Так-то бы ничего, да запутался, видно, ну и тонуть, знамо дело! Я за ним, его-то распутал и в лодку подсобил. А самому-то ужо сил не хватило — вода была еще шибко студеная… Это меня уже потом, как утопленника, на это место определили. Эх, грехи наши тяжкие!