– Обратись к Хаиму, он зав. складом, – сказал хозяин и уже вдогонку добавил, – можешь, кстати, говорить с ним по-русски.
Добравшись до завода, Кфир разыскал Хаима. Это был высокий, крепкого сложения мужчина лет 55-ти. Говорили на иврите, пока он не спросил Кфира, откуда он родом. Когда Кфир сказал, что из Риги, Хаим спросил его фамилию.
Произнесенное им «Бен Гай», произвело на Хаима магический эффект. Такой эффект имя отца Кфира производило много лет назад в Риге, где он был глубоко почитаемым человеком. Кфир уже успел позабыть о такой реакции и с удивлением вспомнил о ней, лишь глядя на Хаима. Перешли на русский, и Хаим начал рассказывать.
– Я помню тебя на похоронах твоего отца. Помню женщину с мальчиком на скамейке на еврейском кладбище «Шмерли»…
Кфир перебил, сказав Хаиму, что с ними была и девочка, сестра, но Хаим сказал, что помнит только мальчика.
– Твой отец был настоящий мужчина, – сказал он. – Мы были вместе в гетто. И глядя куда-то сквозь Кфира, он стал вспоминать, заполняя пустующие клеточки «кроссворда».
…В Рижском гетто, как и во многих других, существовала контрабандная сеть, через которую гетто снабжалось кое-каким продовольствием. Был ли отец Кфира простым покупателем или принадлежал к тем, кто действовал в этой сети – не ясно. Но при обыске у него были найдены продукты, и эсэсовцы решили, что через него смогут обнаружить всю сеть. Было известно, что поляки, работавшие в гетто, проносят туда еду и продают ее евреям за драгоценности. Нужно было «уточнить», кто именно проносил еду.
Всех поляков выстроили в ряд, вдоль которого медленно провели отца. Нетрудно себе представить, что ощущал стоящий в строю Антошка, когда отец приближался к нему…
Кфир помнил высокого, худощавого, лысеющего блондина в форме пожарного, которого они с отцом не раз встречали, гуляя по послевоенным улицам Риги. Между ним и отцом всегда происходила короткая дружеская беседа, озаренная каким-то особым теплом. Кфир хоть и был маленьким мальчиком, но чувствовал, что он был не из «наших», то есть – гой. Отец как-то пояснил, что Антошка, так звали пожарного, во время войны помогал евреям в гетто доставать еду.
…Отец прошел вдоль всего ряда и сказал сопровождавшему его эсэсовцу, что человека давшего ему еду в строю нет. Такой ответ, разумеется, не удовлетворил гитлеровцев – отца увели на допрос. Проводил его лично комендант Рижского гетто капитан СС Рошман. Тот самый, который фигурирует в книге Фредерика Форсайта «Досье “ОДЕССА”»[1].
О некоторых деталях допроса Кфир знал еще до встречи с Хаимом. Например, о том, что после ударов нагайкой по голым пяткам, отца заставляли прыгать со стула на пол. «Тебя словно пронзает тысяча иголок», – как-то сказал отец. Когда это не помогло вырвать признание, Рошман схватил тяжелую деревянную лампу и с размаху ударил ею отца по голове. После чего, как нетрудно догадаться, продолжать допрос было делом бессмысленным. Рошман махнул рукой и приказал кончать с арестантом. Эсэсовцы потащили отца наружу.